— Где моя дочь?!
— Смотрит кино у соседей. Не волнуйтесь, сейчас ее позову.
Но мужчина будто не слышал, выхватил нож и пырнул меня. Я потерял много крови, неделю пролежал в коме. Врачи сказали: если бы не сильное тренированное сердце, вряд ли выжил бы. Видимо, не зря занимался спортом.
Дебошира задержали, ему грозила серьезная статья. Я узнал об этом от следователя, приходившего в больницу. Вице-мисс Украина тоже навещала, уговаривала не губить отца, и я его простил. Романчик на этом закончился...
После окончания училища меня распределили в Днепропетровский ТЮЗ. Он находился на балансе города, и его поддерживали местные власти. Артистам даже квартиры давали. И вот вызвал главный режиссер. Я был полон самых радужных надежд, думал, как звезде училища сейчас предложат сыграть Гамлета, не меньше, а узнал, что получил... роль третьего зайца в пьесе «Зайкина семья».
Конечно, с моей стороны было наивно рассчитывать на что-то большее. В любом театре существует иерархия, главную роль еще нужно заслужить. Мне так и сказали: «Иван Петрович ждал двадцать лет, а вы хотите все и сразу? В очередь, молодой человек!»
Но я не мог столько ждать. Решил ехать в Москву, где, казалось, для актера больше перспектив. Там жил бабушкин брат. Я ему позвонил:
— Дядь Вась, можно у тебя остановиться? Хочу поступать в театральный.
— Да, конечно, места всем хватит.
— Как в театральный? Снова-здорово?
— Чтобы работать в московских театрах, требовалось высшее образование, а наше училище давало среднеспециальное. Мечтал исключительно о «Щуке», ее окончила мой мастер — Нелли Михайловна Пинская. Она считала, что это лучший театральный вуз Москвы. Поступил легко, притом что конкурс был сорок пять человек на место только среди мальчиков. Среди девочек — раз в пять больше.
Учеба давалась без особых усилий, я ведь все проходил по второму разу. Это меня и сгубило. В какой-то момент окончательно разболтался, поссорился с руководителем курса Юрием Вениаминовичем Шлыковым, и мое пребывание в стенах училища оказалось под вопросом.
Ректор Владимир Абрамович Этуш относился ко мне тепло — как и ко всем выходцам из Днепропетровска. Он любил этот город, наверное потому, что освобождал те края в Великую Отечественную, был ранен. Вообще, Абрамыч был чудесным человеком — добрым, но строгим и справедливым. Мог пошутить, а мог и отчитать, но очень спокойно и сдержанно. Никогда не повышал голоса.
Так вот, в этот сложный момент Этуш вызвал и посоветовал: «Днепропетровец, переводись в другой вуз. У тебя фактура под ГИТИС, иди туда. Если понадобится, помогу. Замолвлю словечко». И я отправился в ГИТИС, тогда уже переименованный в РАТИ.
В «Щуке» оканчивал первый курс. Хотел перевестись на актерский к Леониду Хейфецу, но он меня не взял, предложил поступать заново. Однако проходить весь путь сначала было немыслимо!
Неудача настолько обескуражила, что я задумался о возвращении в Днепропетровск. Сидел в коридоре в растерянности, когда из соседней аудитории вдруг появился Марк Захаров. Увидев его, я просто остолбенел.
Однажды в бытность мою студентом Днепропетровского театрального училища педагоги собрали наш курс и стали расспрашивать, как мы представляем свое будущее, где хотели бы работать. Большая часть мечтала о крепких провинциальных коллективах. Один особо дерзкий парень замахнулся на Киевский театр русской драмы. И только ваш покорный слуга честно признался, что мечтает служить в «Ленкоме», чем вызвал дружный смех: «Ну, Батурин, даешь! В своем репертуаре!»
