Жаклин Кеннеди Оливье сопровождал в Вену на встречу президентской четы с Никитой Хрущевым. Причесывал первую леди Америки в самолете и нес над ней зонт, сходя по трапу. Выбирал наряд к очередной встрече. Как-то вечером супруги готовились к парадному выходу в смежных ванных комнатах, и пока Оливье занимал прической и макияжем миссис Кеннеди, ее муж, продолжая обсуждать планы и давать указания, вышел из своей ванной в одном полотенце... Он запомнил Жаклин безупречно элегантной — и бесконечно несчастной. Вынужденной терпеть измены мужа и казаться всем довольной женой. Она блестяще играла свою роль — в том числе благодаря Оливье: он умело маскировал следы бессонных ночей и пролитых слез.
С Одри Хепберн Эшодмезон познакомился, когда той было уже за пятьдесят. Работая с ней, он освоил антивозрастной макияж. В первый раз предложив Одри слегка изменить внешность с помощью косметики, Оливье услышал спокойный ответ на прекрасном французском: «Удачи. Годы идут — мое лицо и руки тому свидетели...» Эта хрупкая женщина одевалась крайне просто, выглядела в жизни совсем негламурно — и при этом стала для Оливье олицетворением врожденного очарования.
С Джуди Гарленд Эшодмезон отправился в турне. В номере парижского отеля готовил актрису к выступлению в театре, Джуди волновалась и то и дело прикладывалась к выпивке, а вокруг, среди разбросанных меховых манто и чемоданов, бродила дочь. Мать зачем-то обряжала шестнадцатилетнюю Лайзу Миннелли в нелепые детские платья с оборками, носки и лакированные туфли. Девочка напевала песенку из модного мюзикла «Оливер», явно посвящая ее Оливье. «Заткнись, Лайза!» — резко оборвала ее мать.
