Накануне скандала Джигарханяну исполнилось восемьдесят два. Дни рождения всегда оборачивались стрессом не только для него, но и для всех в театре. Юбилеи он смолоду не любил. Виталина рассказывала мне, как отмечали семидесятипятилетие. Подготовили вечер, пригласили важных гостей, но в последний момент Армен сел за стол в своем кабинете и заявил: «На сцену не пойду». Виталина уговаривала, мол, приехал сам министр культуры. Он ни в какую: «А ты включи трансляцию, я отсюда послушаю». Все же праздник удался, на публике виновник торжества после долгих уговоров показался.
Восьмидесятилетие, уже при мне, тоже не прошло гладко. Я работала в театре завлитом и выполняла обязанности пресс-секретаря с марта 2015 года. К юбилею приурочили переиздание его мемуаров, и нам с ним нужно было написать новую главу. Несколько раз договаривались об интервью, но Джигарханян капризничал: «Что с тобой говорить? Ты же не актриса!» Однажды приезжаю к назначенному времени и сталкиваюсь на пороге с Арменом Борисовичем и двумя его друзьями-армянами. Сделал мне ручкой и был таков. Спросила у Виталины:
— Как это понимать?
— Поехал обедать в ресторан. Что я могу поделать?
Последнее время мы стали дозировать встречи Джигарханяна с журналистами — не было уверенности, что он что-нибудь не выкинет. Помню, на премьеру спектакля «Трамвай «Желание» приехали телевизионщики. Армен Борисович находился в бодром состоянии, шутил, согласился на интервью. Но когда уже выставили свет и я пошла его звать, неожиданно послал всех на три выразительные буквы. Так неудобно было перед коллегами...
Но ему все прощали. И прежде всего Виталина. Она считала, что не нужно спорить. Муж сам успокоится и примет решение, единственно верное. Никогда не отмечала его ошибки, напротив, отдавала пальму первенства, даже когда Джигарханян какую-нибудь ее идею выдавал за свою.
Как-то сказала Виталине в шутку:
— У вас золотой характер. У меня бы Армен давно стоял в углу и просил прощения.
А та призналась:
— Мне его жалко. Однажды попробовала надавить, а он заплакал.
Виталине присуща эмпатия, чего почти не встретишь у молодых. Она понимает, что такое возраст.
Армен Борисович — человек рефлексирующий. Он чувствовал, что уже никогда не будет играть как прежде, но не мог с этим смириться. Однажды говорит мне: «Думаю, театру я больше не нужен». Что было ответить? Он очень тяжело старел. Переживать по этому поводу начал давно. «Ты понимаешь, что мне уже шестьдесят?» — спрашивал меня. А если я пыталась отшутиться, раздражался: «Ты ничего не смыслишь!»
В 1996 году Джигарханян поставил моноспектакль «Последняя лента Крэппа». После премьеры я спросила:
— Армен Борисович, зачем вам играть немощного старика? Вы же по-прежнему герой!
Он сказал:
— Понимаешь, я хочу знать, как это будет.
Джигарханян панически страшится смерти и никогда не ходит на похороны. Делился со мной, что боится умереть от онкологии, как его отец, поэтому каждый год просит врачей проверить его на наличие раковых клеток. Но временами в нем просыпалась мужественность: «Ты понимаешь, я иногда по утрам не хочу вставать. Думаю, зачем? Потом полежу-полежу и все-таки встаю. И еду в театр, потому что будет так, как ты себя уговоришь. Уговоришь, что все плохо, — будет плохо. Если наоборот — будет наоборот. Это надо знать. Именно как себя уговоришь. Поэтому я себя уговариваю».
