Из театральной академии выпускался со спектаклем «Волки и овцы», играл Мурзавецкого. Родители приходили смотреть, смеялись. Я очень переживал, волновался, что скажет отец. Брось он «Все нормально», расстроился бы. Но папа начал разбирать финальную сцену, которая пришлась ему по душе, давал советы, как сделать ее лучше. Произнес: «Я увидел человека». Для меня это высшая похвала.
— Как складывалась ваша актерская судьба?
— Плохо! Получил диплом в 1996-м, когда театры бедствовали, актеры играли при полупустых залах, кино практически не снимали. Я много куда показывался и везде не подходил. Молодой, двадцатиоднолетний, невысокого роста. На очередном прослушивании кто-то посоветовал: «Идите в ТЮЗ». Но у меня же амбиции через край! Какой ТЮЗ?! Кого там буду играть — пионеров? Я считал себя настоящим большим артистом! Тяжело приходилось, был на грани отчаяния.
Выручил Вениамин Михайлович Фильштинский. Он посмотрел мой дипломный спектакль и пригласил в свою студию, которая называлась тогда Театр на Крюковом канале, а спустя несколько лет стала «Этюд-театром». Там играли и Костя Хабенский, и Миша Пореченков, и Миша Трухин. Они окончили академию раньше, во время учебы мы дружили, я, бывало, бегал им за водкой. Так что приняли меня хорошо, сразу ввели в несколько спектаклей, поскольку кто-то постоянно уезжал на съемки.
Ребята шли на взлет, перед Хабенским и Пореченковым уже распахнулись двери в новую жизнь. Я в тот период был лопух лопухом и отчасти им завидовал, хотя считал старшими товарищами. При том что актерская профессия лютая, про нее говорят «падающего подтолкни», ребята всегда меня поддерживали. То ли принимали за своего, то ли что-то во мне видели. Смотрел на них с восхищением: у нас незначительная разница в возрасте, но на тот момент они были гораздо опытнее.
Год, проведенный под началом Фильштинского, дал мне гораздо больше, чем четыре у Петрова. А потом режиссер Виктор Моисеевич Крамер позвал в театр «Фарсы» на роль в спектакле «Село Степанчиково и его обитатели». Это был такой кайф! Я купался в работе! Спектакль Крамера «Фарсы, или Средневековые французские анекдоты», давший название театру, в свое время гремел на весь Питер. Хабенский играл в фарсовском «Гамлете» Горацио, когда он перебрался в Москву, роль получил я. Костя выстроил интересный рисунок, который здорово отличался от шекспировского, пришлось его осваивать.
Позвонил приятель: «Федь, Геннадий Тростянецкий собирается ставить спектакль в БДТ, хочет с тобой повидаться». Геннадий Рафаилович меня знал: в ЛГИТМиКе его студенты-режиссеры постоянно приглашали играть в своих отрывках. Тростянецкий позвал на главную роль в «Веселого солдата» по Виктору Астафьеву. Меня! На главную роль в БДТ!
Первым, кого встретил в театре, оказался Кирилл Юрьевич Лавров. Он улыбнулся, поприветствовал: «Ну здравствуй, однофамилец!» Когда папа служил в БДТ, у них сложились хорошие отношения. Коллеги вообще отнеслись ко мне по-доброму. Наверное потому, что любили папу. Хотя непросто, особенно вначале, слышать: «А, это же Колькин сын!» Полосовало как бритвой по сердцу. Что значит «Колькин»? А сам-то я кто такой? Приходилось постоянно доказывать, что и без папы что-то из себя представляю. Наверное, с подобной проблемой сталкиваются все дети известных родителей. Со временем, когда утвердился в профессии, печаль прошла. Напротив, если кто-то сравнивает с отцом, говорит, что похожи, переполняюсь гордостью.
