Но хореограф ценил в Матильде Феликсовне виртуозную артистку. Именно ей удалось вытеснить с петербургской сцены итальянских и французских гастролерш. Она первая среди русских балерин научилась делать знаменитые тридцать два фуэте — многократное вращение на одной ноге в бешеном темпе. Танцовщицей Кшесинская была яркой, и за талант Мариус Иванович многое ей прощал.
Вот и сейчас в разговоре с директором он не стал поддерживать эту тему. Повисла пауза. Теляковский достал часы и выразительно посмотрел на них, давая понять, что аудиенция окончена. И вдруг, не сдержавшись, бросил:
— А не кажется ли вам, господин Петипа, что вы устарели и пришла пора подавать в отставку?
Балетмейстер вздрогнул, но взяв себя в руки, спокойно ответил:
— Преклонный возраст не помешал мне сочинить для Эрмитажного театра одноактный балет «Роман бутона розы». После генерального прогона артисты устроили овацию, все только и говорили: «Господин Петипа, да это маленький шедевр!» — Теляковский открыл было рот, собираясь что-то возразить, но Мариус Иванович его опередил: — Довольно уже того, что в восемьдесят пять лет я сохранил разум, зрение, ноги. Прощайте и попробуйте дожить до моего.
Выпрямив спину, он с достоинством покинул кабинет.
Когда санки подлетели к подъезду доходного дома Вебера на Загородном проспекте, куда его большое семейство переехало в 1895 году, в вечернем небе уже горели фонари. По углам просторной гостиной трещали березовыми поленьями белые печи. Расстроенный Мариус Иванович припал ладонями к горячему кафелю. Вспомнилось, как матушка напутствовала его перед отъездом: «Хорошенько закутайся, чтобы у тебя нос не отмерз, ведь в России так холодно, что на улицах жгут костры». Петипа так и не сумел привыкнуть к русским морозам.
— Афанасий, принеси коньяку, — попросил он старого слугу. — Я совсем продрог.
