Петипа обладал уникальной способностью видеть свои балеты, еще не услышав ни одной музыкальной фразы. Изготовив из картона фигурки персонажей, он расставлял их на столе и передвигая, добивался нужного рисунка. Наиболее удачные варианты заносил в записную книжку в виде квадратов, кругов, звезд или треугольников, а потом проверял на сцене.
В кабинет заглянула Любовь Леонидовна:
— Мариус, я чаю принесла, отвлекись на минутку.
— Да, спасибо, — рассеянно пробормотал он, увлеченно передвигая фигурки. Стакан так и остался нетронутым...
План хореографа оказался весьма полезным для Чайковского — помимо прочего, он включал ряд важных замечаний в отношении образности, музыкальной стороны танцев и отдельных пантомимных номеров. «Петр Ильич не только не сетовал на эти указания, — свидетельствовал брат композитора Модест, — но подчинялся им охотно и ничего не сочинял быстрее и вдохновеннее».
Чайковский называл Мариуса Ивановича «милым старичком», восхищался неистощимым разнообразием его выдумки, французским изяществом, блеском юмора и в каждый свой приезд в Петербург обязательно бывал у него в доме. «Петр Ильич приезжал к нам обычно по вечерам, — вспоминала Вера Петипа, — и проигрывал свое произведение. Свидания с отцом происходили в гостиной за круглым столом, а затем у рояля. Семья усаживалась рядом в столовой...»
— Петр Ильич, вы сделали музыку одним из главных действующих лиц балета, — отмечал довольный Петипа.
— Не вижу причин, почему она не может стоять на уровне оперной или симфонической. Ведь балет — та же симфония, — отвечал композитор мягким баритоном.
От природы болезненно застенчивый, Чайковский не выносил светских условностей и терпеть не мог парадных обедов и пышных приемов, которые устраивали в его честь. Зато в компании близких ему людей чувствовал себя превосходно: без конца шутил, играл с детьми. У Петипа он с удовольствием оставался на ужин. Зная, что композитор не жалует французские изыски и предпочитает русскую кухню, на стол ставили кислую капусту, варили щи, запекали рыбу.
