С этого момента мы жили от срыва до срыва... На моей памяти их было четыре — каждый по месяцу. А однажды пришла домой, смотрю — у мужа глаза в разные стороны, но запаха особого нет. Заглядываю в мусорку и нахожу полное ведро пустых пузырьков из-под валерьянки и пустырника — может, он их принял?
Вторая беременность в этом плане была очень тяжелой — я постоянно находилась в страхе. Мы с ребенком жили в загородном доме, муж уединялся в гараже и возвращался из него другим человеком. Я будто жила с оборотнем, которому нравилось наводить ужас на беременную жену! Уровень агрессии зашкаливал: Филипп не бил меня, но замахивался. Однажды даже за нож схватился, погнался — я прижалась к книжному шкафу. Напугал до смерти! Тогда я позвонила свекрови, вместе вызвали врачей. Филипп вырывался, буйствовал, плевал мне при них в лицо...
Он мог сесть за руль в таком состоянии, однажды попал в аварию — улетел в кювет. В другой раз чуть не сорвал матери спектакль. По пути в театр заблудился в метро, звонил мне, спрашивал, где он находится. Я пыталась его сориентировать, чтобы подсказать дорогу. Спектакль чудом отыграли: Филипп просто сидел на сцене — благо его роль была не главной, мама выкрутилась. Татьяна Григорьевна, конечно, из-за всего этого тоже сильно расстраивалась, постоянно ругала сына.
Я же старалась его защищать даже от матери. Казалось, мы сможем справиться с ситуацией. Говорила: «Филипп, живи и радуйся, у тебя все хорошо, только цель себе в жизни определи — учись, путешествуй, открой свой бизнес... Все дороги твои!» Пыталась найти для него увлечения: в свое время поработала в Фонде Валерия Гергиева — обожаю классическую музыку — и стала вытаскивать мужа на концерты. Филипп же смотрел на меня, а не на сцену. Потом поняла, что его проблемы так не решишь, слишком глубоки их корни.
Ярость, нереализованность подтачивали Васильева изнутри как голодный червь. Прорывались и на трезвую голову — в бесконечных подозрениях, обвинениях. Роковой для отношений срыв случился на Майорке полтора года назад — длился дней пять. Мы приехали туда с детьми и моей мамой, сняли апартаменты. Как только сыновья ложились спать, у взрослых начиналось «представление»... Было так страшно, что я уже стала включать диктофон — чтобы имелись доказательства, если что-то случится.
В тот вечер Филипп кинулся за мной размахивая вилкой, загнал в угол: разъяренный великан с безумными глазами. Чиркнул по руке. Мама, которая в два раза меньше Филиппа, пыталась его оттащить, а он потом рассказывал, как теща на него кидалась... И Васильева заняла сторону сына: мол, это мы его спровоцировали! Всю ту страшную ночь мы с мамой прятались у детей в комнате, а Филипп метался за дверью. Угомонился только под утро.
