Она сказала, что вскоре Эльза всего лишится, но потом все вернет, а потом потеряет вновь, на этот раз безвозвратно. Что прошлое, которое она старается забыть, даст о себе знать и ляжет ей поперек дороги. Что она так и не сможет никого полюбить, кроме дочки и работы, что дочь подарит ей двух прекрасных внучек, и одну из них ждет огненная смерть… Тут Эльза сделала то, чего так и не смогла себе объяснить: открыла сумочку и сунула цыганке две банкноты, по сто франков каждая. Цыганка замолчала, а она отправилась в кафе, села за столик и взглянула на улицу — той и след простыл. У столика стоял недовольно хмурившийся официант. Он сказал, что с этим сбродом надо быть осторожнее и он проследит, чтобы цыгане не околачивались у входа в их заведение. Позавчера цыганка гадала даме на другой стороне улицы, а потом бедняжка обнаружила, что из ее сумочки исчезли кошелек и оправленная в серебро расческа. Говорят, что эти «ромы», давным-давно пришедшие в Подолье с Балкан, владеют особым цыганским гипнозом… Эльза тут же проверила сумочку — там все было на месте. О двухстах франках она перестала жалеть на следующий день: всякий ловит свой шанс, тот, кто попал на удочку мошенника, получил полезный урок и впредь будет осторожнее. Забыла она и о том, что ей напророчили, — все это было слишком смутно, а у нее появилось много важных дел.
Долой вышивки, прочь фигурные шляпки в виде туфелек и треуголок, шорты «шокинг» розового цвета и рукава буфф! Ей казалось, что пришло время практичных вещей, выполненных в минималистском духе. И Эльза показала платье «Плати наличными и уноси» с множеством карманов — его хозяйка могла обойтись без сумочки. Она придумала комбинезон «Серый самолет», сшитый из немнущейся ткани и одевающийся за полминуты: он должен был лежать у кровати и предназначался для бомбоубежища. На платье велосипедистки были высокие разрезы, а из-под них виднелись узкие, доходившие до щиколоток брюки: это было и красиво, и практично: машины могут реквизировать для фронта, а велосипеды наверняка останутся. К концу недели старый поклонник, англичанин лорд Роберт Кросби прислал ей телеграмму: «БУДУ ПАРИЖЕ ЧЕРЕЗ ДВА ДНЯ ТЧК ПРЕДЛОЖЕНИЕ РУКИ И СЕРДЦА ОСТАЕТСЯ СИЛЕ ТИРЕ ОБДУМАЙ СОГЛАШАЙСЯ ТЧК»
Она отказывала ему дважды. Поначалу это далось легко, а во второй раз она заставила себя сказать «нет»: к чему ей муж, если у нее и так все хорошо, она абсолютно самодостаточна, а первое замужество оставило после себя такое горькое послевкусие, что при виде обручальных колец ее тошнит? Но Роберт олицетворял все, что ей нравилось в Англии и англичанах. Он был основателен и нетороплив, обладал прекрасным чувством юмора, а его беркширский дом принадлежал семейству Кросби с 1648 года — и Эльзе нравилась мысль, что там смогут жить внуки ее внуков. В третий раз, пожалуй, слово «нет» она не выговорит — уж слишком настойчив Роберт, такая любовь заслуживает вознаграждения… И она отправила ему телеграмму: «ПРЕДЛОЖЕНИЕ РАССМАТРИВАЕТСЯ ТЧК ВСТРЕЧУ АЭРОПОРТУ ТЧК»
А вечером ей принесли посылку, охотившуюся за ней много лет, и она долго листала пожелтевшие от времени страницы старого ежедневника, перебирала фотографии, прижимала к лицу вытертый серебряный портсигар, стараясь поймать выветрившийся из памяти запах табака.
Имущество скончавшегося в дешевом колумбийском отеле графа Вильгельма де Вендт де Керлор, полуполяка-полубретонца по отцу и швейцарца по матери, ее первого мужчины, человека, за которого она вышла замуж совсем юной, долго путешествовало по миру. Сперва оно отправилось в швейцарское посольство, потом — в кантон Ури, в фамильный замок, к его сестре, которая не выносила Эльзу. Прошло шесть лет, и когда врачи сказали, что метастазы проросли в мозг и у нее осталось всего несколько месяцев, Берта де Керлор послала сундучок с вещами ей, приложив к нему сухую записку: «Я никогда не верила в ваш брак, вы оказались плохой женой, но моя племянница унаследовала титул брата — и эти вещи должны принадлежать ей».
