В одиннадцать лет меня как победителя Всеукраинской олимпиады художественной самодеятельности школьников наградили путевкой в Москву. На нашем концерте в Кремле присутствовал Сталин. Я пел песню Матвея Блантера «Летят перелетные птицы».
Мама, собирая меня в столицу, сказала: «Если хочешь — повидайся с папой». Мы встретились с отцом. Вначале он отвел меня в «Детский мир», купил какие-то вещи, а потом к себе на Таганку. В ту встречу я узнал, что у него в новой семье уже два сына подрастают.
— Иосиф Давыдович, а когда у вас проснулась любовь к пению?
— Я пел всегда, сколько себя помню. В школе записался в художественную самодеятельность.
Тогда ведь никаких развлечений не было: ни дискотек, ни магнитофонов, ни телевизоров. Мама очень любила петь романсы и украинские песни. У нас стоял патефон и было множество пластинок. Мама пела, а я ей любил подпевать. Мы садились вечерами, зажигали керосиновую лампу и пели «Дывлюсь я на нэбо…» Волшебное было время. Керосин стоил дорого, его берегли и лампу зажигали, только когда на улице совсем темнело. Нас загоняли домой, и я с нетерпением ждал момента, когда мы с мамой начнем петь...
— Вы учили в школе украинский язык?
— Конечно! Я по сей день в совершенстве владею украинским языком. Украина — моя родина. Я — ассимилированный еврей. Больше украинец, чем еврей, во всех отношениях.
Особенно в отношении еды. Украинская кухня, да еще в мамином исполнении — это гениально! Непревзойденный мамин борщ, мамины котлетки... Наверное, в них было больше хлеба, чем мяса, но все равно просто объедение…
Помню конец войны. Мы сидим в классе, пишем диктант. Зуб на зуб не попадает, и, чтобы не замерзли чернила, мы под рубашками чернильницы прячем.
Я всегда был отличником, хотя и страшным хулиганом. Доучился только до седьмого класса. Семье было очень трудно, и я решил, что пора самому зарабатывать, и пошел в Днепропетровский горный техникум учиться на шахтера…
Постепенно все разъехались кто куда. Старший брат после войны пошел в армию, за ним средний.
