Третий брат уехал в Москву учиться в педагогический. Четвертый работал слесарем, я — в горном техникуме с четырнадцати лет. Отводил Гелочку в детский сад и пулей летел на трамвай, чтобы успеть к началу занятий. Мама, уйдя с работы, занималась хозяйством. Никто из нас не садился за стол, пока отец не возвращался с работы — это было железное правило. Мыли руки, садились к столу, в центр ставилась кастрюля. Первому наливали борщ бате. Каждый вечер по традиции был общий ужин.
Вскоре старший брат вернулся из армии, женился на девушке из Подмосковья и ушел из семьи, за ним ушел второй. А я, не успев закончить техникум, оказался в армии.
— Поработать шахтером успели?
— Не успел. Но, пока учился в техникуме, серьезно думал заниматься горным делом. Помню, как на первую стипендию купил маме ридикюль из клеенки. Положил туда бумажный рубль. Но донести подарок до дому не успел, меня перехватили однокурсники — решили «обмыть» стипендию будущего шахтера. Затащили в какую-то забегаловку, налили стакан водки и со словами: «Давай, давай, не трусь!» заставили меня выпить. А я водку ни разу в жизни еще не пробовал! Влил в себя целый стакан и больше уже ничего не помнил. Ни как меня подхватили под руки и вывели из забегаловки, ни как затащили в трамвай, ни как сдали мое бесчувственное тело на руки маме. Когда я очнулся, мама схватила веник и отхлестала меня как следует. Кстати, ридикюль друзья-шахтеры в целости и сохранности отдали маме. Сейчас эта «реликвия» и тот самый бумажный рубль хранятся у сестры… — И часто вам приходилось «отведывать» маминого веника?
— Мама была очень строгой.
Она не прощала многие вещи. Например, сказала: «Быть в одиннадцать дома», значит, надо быть в одиннадцать. В первый раз можно было отделаться легким внушением, но если это повторялось, мама брала в руки веник. И хотя била она не больно, но почему-то на всю жизнь запоминалось. Значит, мамин метод был правильным. Помню, однажды не послушался я маму, вернулся поздно домой с гулянки и обнаружил, что дверь закрыта: мол, гуляешь — ночуй на улице! И я сидел на крыльце, ждал, когда мне наконец откроют.
А однажды мне попало от бати. Закурил я на первом курсе техникума, в четырнадцать лет, и батя буквально поймал меня за руку. Я быстро спрятал сигарету в кулак, а он так сильно сжал мою руку, что я от дикой боли заорал.
«Если куришь — кури открыто, — сказал он мне тогда. — Но вообще чтобы я этого больше не видел». И знаете, эти уроки я запомнил навсегда…
— Когда вы решили, что все-таки будете не шахтером, а певцом?
— В армии. Я служил в артиллерийских войсках под Тбилиси, и меня пригласили в хор ансамбля песни и пляски Закавказского военного округа. Там было по-настоящему профессиональное обучение: и педагоги, и репетиторы, и хормейстеры. Тут-то я и понял, что петь — мое призвание. Когда вернулся после армии домой, все домашние готовились к тому, что я поеду по распределению на буровую в Воркуту, а я заявил, что хочу в Москву, учиться. У родни шок — все надеялись, что я буду работать, помогать семье, а я учиться вздумал.
Все уже так устали от нищеты! «У тебя же диплом! Зарабатывай деньги, мы тебя для чего учили?» — пытались меня урезонить. Но я решил твердо — в Москву! Чтобы собрать деньги на дорогу, устроился лаборантом в химико-технологический институт. Мыл полы, драил институтское бомбоубежище, красил стены...
Прямо с вокзала поехал к брату в Подмосковье. Поступил в Гнесинский институт, и мне как бывшему солдату дали место в общежитии на Трифоновке. Старое общежитие, в комнате девять человек. Потом институт построил рядом новое здание, и селили уже по четыре человека. Роскошь!
В сентябре нас, первокурсников, сразу же отправили на картошку. Я был бригадиром, в моей бригаде работали Давид Тухманов и Карина Лисициан.
Никто, естественно, собирать картошку не хотел, и я как бригадир должен был всех заставлять работать. Нам колхозники объявляли норму — попробуй не выполни. Я был довольно требовательным бригадиром, сам работал и других подгонял. Даже перевыполнял норму — старался на трудодни заработать себе на зиму провиант. Привез в общежитие мешок картошки и хранил под кроватью. Мама в фанерном ящичке присылала мне сало, и мы с соседом по комнате (он тоже был из Днепропетровска) по очереди жарили картошку. По субботам и воскресеньям устраивали «банкеты» на сэкономленные деньги — всю неделю ездили в транспорте «зайцами». В Рижском гастрономе накупали лакомств и бутылочку, приглашали девочек из соседних комнат и до утра танцевали в Ленинской комнате...
Я всегда был заводилой, еще со школы.
