При своей известности и влиянии она вела себя так, что всегда было понятно: глава их семьи — Миша. Казалось бы, жизнь у Наташи наконец наладилась. Но тут — новая печаль. Помню, дело было на очередных съемках. Наташа приехала мрачная, непривычно сосредоточенная и молчаливая. Ни на какие «посиделки» вечером не оставалась, сразу уходила в свой гостиничный номер. Заметив это, я осторожно попытался выяснить, в чем дело. Оказалось, что она обследовалась у врачей и узнала, что теперь уже никогда не сможет стать матерью. «Вот я все чего-то ждала, откладывала... Дождалась! — горевала Наташа. — Это я так заплатила за свой успех. Детьми, которых не родила, я расплатилась за то, что у меня есть эти роли». А ведь в ней было все для материнства.
Когда на съемочной площадке оказывались дети, она в считаные минуты находила с ними общий язык. Как-то на площадку пришел мой маленький сын, и уже через пять минут он, не стесняясь, показывал Наташе свои игрушки. В тот день они вместе сфотографировались. Я напечатал двадцать штук этих фотографий, принес на площадку и говорю: «Наташа, напиши на каждой «Любимой учительнице моего маленького друга Пети на память от Гундаревой!» Ему скоро в школу идти, пригодится». Она посмеялась и подписала. Но, как оказалось, я даже недооценивал эффект. Первые несколько школьных лет (пока не кончились фотографии) учительницы к моему сыну относились не просто благосклонно, а прямо-таки души в нем не чаяли, называли сверхспособным!
Такая уж у Наташи была популярность. Я не раз становился свидетелем невероятных сцен. Однажды на съемках в Ростове Гундарева просит: «Саша, проводи меня на рынок. Мне там знакомый продавец обещал хорошую икру». Смотрю, она берет с собой две огромные плетеные корзины. Спрашиваю: «Это все для икры?» — «Увидишь. Пригодится». Она была без грима, надела очки, шляпу... Вроде бы ее и не узнаешь. Но как только мы зашли на рынок, по сарафанному радио разнеслось, что здесь Гундарева. И со всех сторон в эти корзины посыпались фрукты, масло, колбаса, овощи — все! Пока мы дошли до икры, корзины заполнились доверху. Ну и икру Наташе продали, конечно, за какие-то смешные деньги. И вот я дотащил эти корзины до Наташиного номера, так она банки с икрой забрала и говорит: «А все остальное неси съемочной группе, пусть ребята разберут». — «Как так?» — «А ты думал, я для себя, что ли, все это брала?»
На правительственных банкетах Гундарева тоже была нарасхват. И не только из-за популярности, а еще и потому, что умела вести себя светски и дипломатично. Наташа могла с удовольствием выпить — причем не вина, а водки, виски, хорошего коньяку, могла повеселиться, но при этом никто не назвал бы ее пьяной. Наташа всегда умела себя держать, что делало ее приятной в общении. В отличие от многих артистов, которые, выпив, начинали рубить правду-матку. Взять хотя бы Олега Ефремова, который, как мне рассказывали, однажды крикнул Фурцевой на банкете: «Вы — шлагбаум на пути советского искусства!»
Зарабатывала Наташа много. Но вот что странно: никогда ей не удавалось что-то накопить. Если образовывалась сколько-нибудь существенная сумма — тут же покупалась машина, или шуба, или что-то для близких. Для Гундаревой нормальным было, уезжая со съемок, отдать мне 300 рублей и сказать: «Саша, накрой поляну для ребят». Бережливости Наташа была лишена напрочь. Так что все ею нажитое — скромная двухкомнатная квартира, машина, вполне обычная дача. И это у человека, который для других выпросил у чиновников не один десяток квартир...
