Мой старший сын Илья окончил педагогический университет, он лингвист. Дочка Екатерина в этом году окончила школу. Последние пять лет изучает японский язык, мы хотели отправить ее поучиться в Японию, но в связи с пандемией пока не получается.
Со второй супругой у нас случилась любовь с первого взгляда. С Анной мы встретились на Невском проспекте, через дорогу от того места, где раньше находилось знаменитое кафе «Сайгон». Я общался со своей давней приятельницей — мы вместе делали передачу на радио, а она была с подружкой, с которой вместе работала в театре. Подружка (цифровой художник, или digital artist) мне очень понравилась, это трансформировалось в роман, а потом в то, что у меня появилось еще двое детей. К счастью, мои дети очень дружат между собой.
Я папа страстный. Всегда присутствую при родах своих детей. Помню, когда рождался мой старший сын, я упал и ударился головой об пол прямо в роддоме на «Чернышевской». Стараюсь уделять много внимания детям. У меня два малыша, а так как опыта становится все больше, даже подумывал сделать блог для пап: как менять памперсы, как получать от общения с ребенком удовольствие. Ведь есть барьеры, которые молодые папы с трудом преодолевают.
Рассказываю своим детям о планете Земля, пытаюсь разъяснить им мироустройство, как люди общаются с другими существами, стараюсь передать свой опыт. Конечно, я за ними ухаживаю. Вот сейчас жена повела старшего Луку в садик, а я сижу дома с Никоном. Скоро его переодену, поведу гулять, потом поменяю памперсы и положу спать. Потом еще покормлю... К сожалению, я выбрал не самую правильную профессию. Так получилось, что мы, художники, в процессе капиталистической трансформации общества вытеснены на периферию. Я бы рад был иметь больше детей, десятерых мог бы воспитать, но, к сожалению, государство этому не способствует.
— Наступило время гласности. Подпольные группы легализовались. Бороться стало не за что и не с кем. Вы не оказались на какое-то время в тупике?
— А дело не в борьбе. Если говорить о борьбе за выживание — она продолжается. И подполье снова начинает образовываться. Это происходит из-за незнания чиновников, чем занимается культура. А она занимается, не побоюсь этого слова, исследованием граней человеческой души и ее чувствительности. Идет борьба за возможность заниматься этими исследованиями. Внутри нашей целостной культуры снова начинается раскол на западников и остальных. Борьба — это не самоцель. У меня такое ощущение, что бюрократы хотят разорвать целостность культуры, используя для этого специфические аргументы — кто-то приколачивает гвоздем к Красной площади ухо и другие части тела, а это представляют мейнстримом русского авангарда.
Вы никогда не услышите в новостях о подлинно интересных русских художниках. Но каждый день будете слышать о том, что какой-нибудь Бэнкси продает свою картину за полтора миллиона и ее тут же разрезает шредер. Зачем нам об этом рассказывают? Какое он имеет к нам отношение? Я наблюдаю в молодежной среде отсутствие желания взаимодействовать с официозом, что лично для меня обидно. Хочется видеть полноценный корабль, стремительно несущийся по волнам океана мировой культуры.
— Одно время вы были помощником депутата, чем занимались?
— Я всегда занимаюсь одним и тем же: устраиваю выставки в различных странах, просто об этом у нас мало кто знает. Если вы наберете мою фамилию на английском языке, сразу найдете массу ревю в таких крупных изданиях, как New York Times, Artforum и прочие. Но в нашей стране деятельность российских художников, к сожалению, не освещается. Все, что выходит в СМИ, подчинено небольшой группе и их интересам. Раньше это были такие люди, как Зураб Церетели. Сейчас — Ксения Собчак и Сергей Шнуров. Получается — они лицо нашей культуры, а мы, как сказал бы товарищ Сталин, г... русской культуры.
— У вас есть дальние планы? Несиюминутные. Есть большая мечта?
— Как только ученые доработают квантовый компьютер и начнутся запуски людей в неизведанные пространства, я хотел бы быть в числе первых. Хотел бы стать Гагариным новых, пока несуществующих пространств. Просьба цифровые пространства не предлагать!
