Курехин объединил всех — художников и музыкантов. Одна акция «С Новым годом!» в рок-клубе чего стоила. Московские и ленинградские художники вместе нарисовали огромную картинюгу прямо на сцене. Эти десять метров потом были разрезаны. Часть полотна лежит в Государственном Русском музее, часть в Центре Курехина, какие-то куски разошлись по частным коллекциям. Желание творить что-то вместе на тот момент было огромным у всего андеграунда. Особенно это отличало «Поп-механику».
— Как вы расстались с Курехиным?
— Мы практически не расставались до тех пор, пока не пришел момент его перехода в иные миры. Уходил он долго. Сергей испытывал дичайшую боль, в один из моих последних визитов к нему в больницу он свою боль описывал. О том, что конкретно он переживал именно этой ночью, Сергей рассказывал с невероятным изяществом, с улыбкой. Еще и философствовал, что никакой боли в реальности не существует, есть только наши субъективные о ней представления.
На самом деле он давно ходил по краю, чудом не падая в пропасть. Во время первого визита Курехина в Нью-Йорк у него вытащили занозу, которая находилась в глазном яблоке и уже дошла до середины глаза, сама туда постепенно затягивалась. Произошло все случайно и даже нашло какое-то отражение в фильме Дебижева «Два капитана 2». Я встретил Курехина в аэропорту и сказал ему, что без очков хожу, линзы вставил, очень круто. Он обрадовался: «Я тоже хочу!» Повел его к врачу, Сережа сел в кресло. Окулист взглянул в его глаза, подозвал меня: «Посмотри, что там». Я увидел, что у него прямо из глаза торчит просто бревно. Причем торчит таким образом, что и верхнее, и нижнее веко уже не задевает. Доктор сообщил: «Если бы вы пришли через день, через два, через три, Сергей бы точно ослеп, в лучшем случае на один глаз». Достал пинцет и — хоп! — вырвал занозу. Такой вот технический момент, но почему-то мне запомнился, и даже имя этого врача вошло в фильм Дебижева как главного управленца всеми событиями времен Первой мировой.
