Труппа была предана Вячеславу Семеновичу, состояла из его воспитанников, а позже из тех, кто окончил его курс в ГИТИСе. Играли практически каждый вечер, в театре был огромный репертуар, ставили такие спектакли, как «И дольше века длится день», «Сто лет одиночества»... Помню шикарную постановку мюзикла «Садко»: оригинальная музыка, оригинальные тексты, сумасшедший спектакль!
Интересно, что некоторые актеры в конце восьмидесятых плавно перешли от Спесивцева к Погребничко, очень органично вписались. И я уже несколько лет пытаюсь найти роль для той самой девушки, которая так талантливо плакала. Она об этом не подозревает, но я это сделаю, бог даст. Буду еще снимать кино и сделаю. Кстати сказать, недавно под фамилией Павлова она замечательно сыграла мать главного героя в фильме «Текст». Прекрасная роль, замечательное лицо, яркий эпизод. Яркий настолько, что я не мог простить герою, что он никак не может похоронить мать по-христиански.
— И тем не менее после школы вы поступили в МАИ. Родители настояли?
— Нет, у меня почему-то пропала уверенность, что я должен посвятить жизнь театру, поэтому легко поступил в МАИ на радость родителям. Но через неделю и там оказался в студенческом театре, который назывался агиттеатр МАИ, по совместительству он был и театром МГУ. Руководитель у коллективов был один — Александр Андреевич Четверкин. Ребята из МАИ и с филологического факультета МГУ играли спектакли на двух площадках — в ДК МАИ и в ДК МГУ, где мы работали синхронно со знаменитым студенческим театром МГУ на улице Герцена, дом один.
Тогда же судьба меня свела с одним из первых учителей — Михаилом Николаевичем Задорновым, который окончил Московский авиационный институт и в то время руководил студенческим театром «Россия». Коллектив был огромным, насчитывал чуть ли не двести человек.
Незабываемые уроки актерского мастерства я получил от Четверкина и Задорнова. Вспоминаю их с удовольствием. Провел в труппе три года, пока учился в МАИ.
Мы ставили серьезные вещи, например «Играем Лисистрату» Аристофана, это мой второй выход на большую сцену после Иисуса Христа. Смелый спектакль, мы собирали полные залы.
Я очень хотел играть предводителя стариков, но на роль уже был распределен студент пятого курса с бородой и проплешиной на макушке, мне надо было его переиграть. Я нашел в старых игрушках у двоюродного брата какую-то драную кошку голубого цвета, скроил из нее бороду, приклеивал ее и выходил на сцену. И таки переиграл великовозрастного студента. Это была единственная интрига в моей театральной жизни, больше такого не повторялось.
Сыграл главную роль в спектакле «Хищные вещи века» по Стругацким, сорокадвухлетнего Ивана Жилина, хотя мне исполнилось всего девятнадцать.
Это была замечательная школа, у меня сохранились сборники с пьесами Саши Четверкина, где он написал: «Сережа, запомни на всю жизнь, театр, это когда больно». Помню его слова. Он учил нас школе переживания, говорил, что надо существовать на одной волне с персонажем. Здесь недостаточно кавээновского подхода, который до сих пор существует в театрах. Вроде как выйдем, прикинемся, развлечем публику, вместе посмеемся. Нет! Театр — это когда все всерьез, все по-настоящему.
