Франция — уникальная страна. Единственная в мире, где есть и море, и океан, и горы, и удивительные леса, и песчаные дюны. На достаточно маленькой территории уместилось все! Я уже не говорю про кухню, разнообразию которой нет равных. Когда мы с женой стали здесь жить, за два месяца объехали всю страну на машине. Когда собираемся с французскими друзьями, они ворчат: «Вы Францию знаете лучше, чем мы».
Свои занятия музыкой я продолжил в университете. Поступил в МГУ на журфак. Надо сказать, что мое музыкальное развитие давно остановилось на The Beatles. А в молодости я, как и все, увлекался Led Zeppelin, The Rolling Stones, Deep Purple, чуть позднее — Queen. К поступлению я даже длинные волосы отрастил. В университете у нас сложился музыкальный коллектив, который мы назвали полит-рок-группа «Плакат» — то есть группа политической песни, но при этом в стиле рок.
Музыку писали сами на стихи Маяковского, на «Песню о Буревестнике» Горького. Надо сказать, успех имели. Участвовали в самодеятельных смотрах, от института нас отправляли на фестивали. Были даже на музыкальном фестивале в Германии, а на Всесоюзном фестивале политической песни в Тольятти взяли Гран-при. Дважды выезжали по маршруту БАМа. Были в Нижнеангарске, Тынде, Северобайкальске. Этих поездок не забыть: летом там было плюс пятьдесят, зимой — минус пятьдесят. Выступали перед строителями, перед пограничниками — ездили по заставам на границе с Китаем, заезжали в Казахстан.
Помню, летели в Читу, а наш клавишник Эдуард, он же художественный руководитель и композитор, забыл дома паспорт. Поскольку мы были с аппаратурой, нас пустили на взлетное поле, чтобы мы сами загрузили ценную технику. Когда пошли на посадку, выяснилось, что наш руководитель без паспорта. Конечно, в самолет его не пустили. И вот едем мы по взлетной полосе, а Эдуард стоит такой грустный на поле и машет нам. Это было весьма кинематографично — до сих пор перед глазами эта сцена прощания. Все пассажиры нам от души сочувствовали, пока я не ляпнул: «А помните, была история с командой «Пахтакор», когда футболисты улетели, а тренер остался, и самолет разбился...» В салоне воцарилось мрачное молчание, которое так и не удалось преодолеть до конца полета. Не самая лучшая шутка — понимаю.
Несколько дней в Забайкалье мы выступали без клавишника, а через четыре дня Эдуард нас нагнал — из Москвы выехал поездом Москва — Пекин. Наш друг так спешил воссоединиться с коллективом, что при посадке в поезд не учел: четыре дня в дороге надо было чем-то питаться. На протяжении всего пути его подкармливали сердобольные пассажиры — кто чем мог. С поезда Эдуард поехал сразу на концерт, а уже после слопал все, что было съестного в наших номерах.
Мы, москвичи, не были готовы к настоящим русским холодам. Прилетаем в Нижнеангарск. По нам сразу видно, что московские музыканты: короткие дубленочки, финские сапожки... А в гостинице плюс шесть. Спать легли в верхней одежде, утром первым делом побежали покупать валенки, наплевав на понты.
После института свой первый журналистский опыт я получил в редакции «Московского комсомольца». Потом прошел радийную школу «Маяка». Когда перешел работать на телевидение в программу «Время», узнал, что практически все «киты» тележурналистики прошли в свое время через «Маяк», так что и я на радио получил бесценный опыт. Помню, готовили мы пятничную получасовую программу. Наконец закончили монтаж — до эфира полчаса, а у курьера, который нес блин с записанной программой из монтажной в студию, пленка «осыпалась» — лента упала на пол и размоталась, в руках осталась одна бобина. Собрать ее обратно было невозможно, и мы, три автора, выходили в прямой эфир с исходников, запуская необходимые фрагменты на память и на глаз. Когда через полчаса взмыленные и мокрые от волнения вышли из студии, в коридоре стояли все сотрудники редакции и аплодировали нам — домой никто не ушел.
