Ну и «вишенка на торте»: оказалось, что все это время за нами сверху из своего прозрачного «стакана» наблюдал инспектор ГАИ. Конечно, он узнал Никулина и Плятта — это было понятно по его ошалевшему лицу, но не решился «выйти» против народных артистов, чтобы остановить их ночное хулиганство. Когда мы наконец оказались у нашего дома на Бронной, возле арки нас встретили две фигуры в шубах, надетых поверх ночных рубашек, и в теплых сапогах — мама и жена Плятта. Отцу мама строго сказала: «Иди домой, там поговорим, — на меня посмотрела уничтожающе и изрекла: — Как тебе не стыдно, ты же с собакой!» Перед собакой мне было стыдно меньше всего. Думаю, что она нашими приключениями осталась очень даже довольна — знаменитые артисты весь вечер кормили ее колбасой.
Собак очень любила мама. В цирке у них с отцом была рабочая овчарка — в цирке она и жила, там с ней занимались дрессировщики. Но были у нас и домашние собаки. Первым нашим питомцем стал скотчтерьер. Появился он так. Родители были на гастролях в Калинине, ныне — Тверь. Здесь они встретились с клоуном Карандашом, которого отец считал своим учителем, их выступления перехлестнулись по времени. Карандаш делал номера со скотчтерьерами.
В ночь перед отъездом сторож принес подвыпившему Карандашу собаку. «У вас, — говорит, — собачка убежала, я ее поймал». Утром Карандаш проснулся, а у него не два скотчтерьера, а три. Смотрит и понять ничего не может — в глазах, что ли, троится. Оказалось, что сторож чужую собаку принес этой же породы. Стало три скотчтерьера: Клякса, Пушок и потеряшка. Тогда Карандаш обратился к папе: «Никулин, возьмите собачку, ну куда мне третья? А у вас собаки нет». И уговорил родителей.
Песик, которого назвали Кузей, прожил у нас три года, а потом нашлись его прежние хозяева — тоже артисты цирка. Оказалось, что они потеряли пса при переезде во время гастролей. И представляете, бывших хозяев тоже звали Юрий и Татьяна. В цирке все друг друга знают — так по цепочке выяснилось, что собачку увез в Москву Юрий Никулин. В то лето мы жили в Кратово у отцовской тетки. И старые хозяева выехали к нам за питомцем.
— Что делать будем? — спросила мама. — К Кузе-то уже привыкли.
— А пускай пес сам выберет, чей он, — рассудил отец.
Предложили этот вариант бывшим хозяевам, и они согласились. Это была уникальная сцена: встали мы по разные стороны участка, вывели пса. Собака сначала рванула к нам, а потом увидела своих прежних хозяев. На полдороге Кузя остановился, его стал бить мандраж — трясти мелкой дрожью. Смотреть на это было больно. Мама было открыла рот, но папа сказал строго: «Молчи». Когда пес немного успокоился, он, понурив голову, ушел к своим бывшим хозяевам. Сам сделал выбор.
Однажды на улице ко мне прибился фокстерьер. Случилось это Девятого мая, на тридцатипятилетие Победы. В тот день я гостил у друзей в Щелково. Хозяева песика в течение дня не нашлись, и я его забрал с собой в Москву. Домой приехал около часа ночи на такси. На Бронной расплачиваюсь с водителем и вдруг слышу голос сверху:
— Откуда собака?
На нашем балконе стоят папа и еще кто-то. Я говорю:
— Сейчас объясню.
Поднимаюсь домой, а там идиллическая картина: в гости зашли наш сосед по лестничной площадке доктор философии Иван Тимофеевич Фролов и два клоуна — Митя Альперов и Аркаша Борисов. Аркаша уже спит на диване богатырским сном, а Митя и Иван Тимофеевич ведут философскую дискуссию о природе смеха. Все уже дошли до кондиции. Альперов говорит заплетающимся языком Фролову:
