Купил ее папа на таможенном складе через знакомых. Как выяснилось, машина была старой, убитой. Ее с трудом привели в порядок.
Водить папа очень любил. А права у отца появились вот как. Родители были на гастролях в Ленинграде и там услышали историю одного человека. Этого мужчину в свое время оклеветали. Отсидев незаслуженный срок, он вышел и стал угонять автомобили у своих обидчиков. Продавал эти машины, а деньги отдавал в детские дома. В Москве папа рассказал эту историю Эльдару Рязанову. Тот пришел в восторг, сказал, что это готовый сценарий, и усадил своего соавтора Эмиля Брагинского писать литературный сценарий.
Главная роль предназначалась Никулину, а поскольку нужно было уметь водить машину, с папой начал заниматься инструктор с «Мосфильма», каскадер. Инструктор приходил по утрам, и папа учился ездить, лавируя в арбатских переулках. Тогда же «под шумок» научилась водить и мама. Но потом случилась серьезная накладка: японцы подписали с Союзгосцирком контракт, по которому на гастроли должны были лететь Никулин и Шуйдин.
Вообще, если артиста приглашали на съемки, в цирке, как правило, шли навстречу. Была в этом даже какая-то «профсоюзная гордость» — артист цирка снимается в кино! Обычно всегда находили компромисс, а в этот раз сказали, что ничего изменить нельзя, подписан очень серьезный контракт, на четыре месяца, и японцы хотят видеть именно Никулина и Шуйдина. Картина «Берегись автомобиля» была уже запущена, и Эльдару Рязанову ничего не оставалось, как пригласить на главную роль другого актера — так в фильме появился Иннокентий Смоктуновский.
Зато у папы остались водительские права. А чего же им лежать — пылиться? И родители приобрели первую машину — «Волгу» универсал. Следующей машиной тоже стала «Волга» — теперь уже «24-я»...
Меня отец научил водить сам, когда мне было четырнадцать лет. Получалось у меня хорошо, поэтому папа доверял даже возить их с мамой на дачу. Автомобиль стоял в гараже, куда я имел доступ. И конечно, когда родители по три месяца пропадали на гастролях, грех было этим не воспользоваться. Брал машину, сам катался и девчонок катал. Однажды меня остановили. Прав у меня, конечно, не было.
— Как фамилия?
— Никулин.
— Без спроса взял?
— Да, без спроса.
Видимо, фамилия сыграла свою роль, потому что инспектор оставил меня за рулем, но на мотоцикле сопроводил до гаража. Я загнал автомобиль в гараж, и лишь после этого инспектор забрал у меня ключи: «Отец приедет, пусть позвонит — ему ключи и отдам». Когда родители вернулись, виновато протянул отцу номер телефона гаишника. Папа меня не наказал, он же знал, что вожу я уверенно. Ну а что взял без спроса — так и не у кого было спрашивать.
Мое счастье в том, что родители особо ничего и не запрещали. Я, в свою очередь, старался их не огорчать. Поведение в школе и вне школы у меня было вполне приемлемым, правда хромала успеваемость. Но оценки отца не сильно волновали — он ведь и сам в детстве не был примерным мальчиком и учеником.
Дом наш стоял в арбатских переулках. Время было сложным, дворовые драки — обычное явление. В некоторых районах нашей арбатской компании лучше было не появляться — побили бы. С ножами мы, конечно, не ходили, но дверные пружины с собой носили. Такие пружины раньше использовались вместо доводчика на входных дверях. К концу крепился болт, и все это обматывалось изоляционной лентой — получалось нечто вроде каучуковой дубинки. Таким орудием можно было серьезно покалечить. К середине шестидесятых многие коммуналки расселили, и жить стало спокойнее. Шпана оказалась далеко за Садовым кольцом — в новых районах, таких, например, как Останкино. Последним бандитским районом старой Москвы считалась Марьина Роща.
