Фрейндлих и Образцова были подругами. Когда Елена Васильевна посмотрела «Осенние скрипки», она сказала Виктюку, что готова с ним работать, какой бы спектакль он ни задумал. И мы через некоторое время начали репетировать «Антонио фон Эльбу». Репетировали на самых разных площадках и Москвы, и Петербурга. В спектакле были заняты еще две питерские актрисы — Ольга Онищенко и Ирина Соколова, с московской стороны — Олег Исаев, Фархад Махмудов и я.
Невероятно азартные, темпераментные, заводные — Виктюк и Образцова все время друг друга подначивали. Елена Васильевна крепким петербургским словцом пользовалась умело, и это всегда было очень остроумно. Равно и в устах Романа Григорьевича непечатный русский, которым он нередко обкладывал артистов на репетициях, никогда не звучал грязно или грубо.
С Образцовой Виктюку приходилось проявлять свое хитроумие. Если ему не нравилось, как Елена Васильевна что-то играла, он на нее голоса никогда не повышал. Для этого у него были молодые артисты — Фарик Махмудов, Оля Онищенко, Олег Исаев. На них он отводил душу, а ребята смиренно терпели и отвечали ему с должной почтительностью. Но зато от крика Виктюка на сцене возникала «дрожащая» атмосфера, и это отражалось на коллективном темпераменте, на динамике той или иной сцены. Образцову же надо было разгонять потихоньку — в ней самой был заложен атомный темперамент. Актриса она очень энергичная, эмоциональная — что сказывалось и на ее пластике. А Виктюк нередко выстраивает статичные мизансцены. В них актеру нужно уметь сдерживать свое тело, чтобы максимально сконцентрировать свою энергию и направить в зал. Например в первое свое появление на сцене Образцова должна была сесть в кресло и рассказывать свою историю: «Я была звездой...» На репетиции Елена Васильевна начала очень активно в этом кресле ерзать: то подбоченивается, то перекидывается с одного подлокотника на другой. И рассказ ведет очень бравурно, игриво. Ей кажется, что нужно играть некую оперную диву... Хотя сама Елена Васильевна, дива с мировым именем, в жизни совершенно другая. Но на сцене, и такое случается часто, начинаешь играть какой-то выдуманный абстрактный образ, даже если роль — твой автопортрет. Роману Григорьевичу в этом монологе требовалось от актрисы совсем другое, и он Образцову несколько раз попросил: «Леночка, сядь ровно». Та на секунду замрет, а потом снова — с подлокотника на подлокотник. Тогда Виктюк говорит Олегу Исаеву, который играл психотерапевта-шарлатана: «Ты же экстрасенс, вот и встань позади Елены Васильевны, а руки свои держи раскрытыми ладонями по обе стороны от ее висков — будто хочешь проникнуть в ее сознание. И задавай ей вопросы: «Имя?» — «Амалия». — «Кем работаете?» — «Ха, а вы не знаете? Я была звездой...» Гениально! Теперь, когда руки Олега ограничивают голову Елены Васильевны с обеих сторон, она не может качнуться ни вправо, ни влево! Сцена идет как надо. Роман Григорьевич наклоняется ко мне и довольным голосом тихонько говорит: «Ну, понял, что такое режиссура?»
Спектакль выпустили в том виде, в каком его задумывал Роман Григорьевич. Но постепенно Елена Васильевна взяла свое. Она импровизировала бесконечно. Блистательно импровизировала в этом спектакле и Ирина Леонидовна Соколова. А для меня это был один из первых опытов импровизации. Роман Григорьевич это умение ценил, он и сам бесконечно любил импровизацию во всех ее проявлениях. Ведь даже на репетициях он никогда не повторялся — в одной и той же сцене каждый раз находил новые ходы.
К работе Елена Васильевна относилась как к своей жизни. Например она могла взять на гастроли чемодан платьев. Но не для того, чтобы менять наряды к завтраку, обеду и ужину, а чтобы в каждом спектакле выходить на сцену в новых костюмах! За месяц работы в Америке, когда мы объехали штатов двенадцать-пятнадцать, она ни разу не повторилась. Это был ее праздник! И праздник для зрителей конечно!
На волне успеха «Антонио фон Эльбы» Роман Григорьевич решил поставить с Еленой Васильевной спектакль по мотивам Леопольда фон Захера-Мазоха. Вот есть Маркиз де Сад, а есть Захер-Мазох — одного поля ягоды... Мы с Еленой Васильевной должны были играть любовников, а там тема «садомазо» и прочее. И что же? Елена Васильевна в Америке пошла в специализированный ночной клуб, познакомилась с его хозяйкой-бандершей и стала подробно у нее все выспрашивать... Эти порочные истории, одна удивительнее другой, проплывали перед Еленой Васильевной как сказки Шахерезады. Она потом приходила на репетиции и пересказывала их нам. Но все они не для печати. Более того, Елена Васильевна накупила в этом клубе соответствующих «одежд»: кожаных костюмов, корсетов, ремней и прочих приспособлений для нестандартного секса — думала использовать все это в качестве реквизита в спектакле. Но не пригодилось. Честно говоря, пьеса была слабой, потому что это был не сам Захер-Мазох, а какой-то современный автор, написавший пьесу по мотивам. Порепетировали мы и поняли, что ничего достойного из этого не выйдет.
