На репетициях Терехова блистательно и органично проигрывала все роли. Она и в жизни была абсолютно органичной. Ее загадочность, ее нездешность — это не странность ради странности. Терехова изначально из другого мира, и это было понятно и ощутимо. Любая ее интонация всегда означала что-то еще. За самыми простыми словами, сошедшими с ее уст, стоял опыт человечества и мировая мудрость. Что бы она ни говорила, это моментально приобретало миллионы значений — текст исчезал. В нашем спектакле она играла служанку, которая знает мир: «Подумайте, все проходит, а плохое остается...»
Терехова репетиции вела эмоционально — могла и накричать. Помню, она что-то выговаривала одной нашей молодой актрисе, а я, находясь на сцене рядом, понимал и чувствовал, что это было несправедливо. Несправедливо главным образом потому, что подавалось в слишком уж эмоциональной форме. И свирепея, я начал тяжело и громко дышать. Реакция Маргариты Борисовны была мгновенной: «Все! Репетиция закончена. Он еще будет на меня рычать!» Обстановка разрядилась. А на следующий день все продолжилось в привычном мирном ключе.
Иногда в ответ на эмоциональные выпады Тереховой я восклицал:
— Маргарита Борисовна, ну зачем вы все это нам говорите? Это же несправедливо!
— Я-то говорю вслух, — отвечала Терехова, — а вы думаете и молчите! Полагаете, я не знаю, о чем вы думаете? Я отвечаю именно на ваши мысли!
И это было правдой. Терехова — ведунья. Видит твои мысли и называет их словами. И от этого становилось не по себе... Маргарита Борисовна абсолютно потоковый человек. Не хочу называть ее юродивой, потому что у нас это слово ассоциируется в первую очередь с физическими недостатками, а Маргарита Терехова — эталон красоты. Но по моему восприятию, она человек именно такого склада — абсолютно свободный — юродивый, который может открыто кричать: «Нельзя молиться за царя Ирода — Богородица не велит!» Она на равных, честно и свободно общалась (или не общалась) с любым человеком — будь то царь или студент. Видеть человека насквозь и не отвечать ему здесь и сейчас, а говорить в будущее, отвечать на твое сомнение — в этом Маргарита Терехова. Кстати, у Тереховой с Виктюком в этом даре — видеть человека насквозь — очень серьезное совпадение. А Маргарита Борисовна в спектаклях Романа Виктюка — это совсем другой человек. Мне жаль, что я видел их только в записи.
Сегодня в Театре Виктюка играет дочь Маргариты Борисовны Анна Терехова. Роман Григорьевич пригласил ее на роль Айседоры Дункан. А когда-то оба ребенка Тереховой, и Анечка, и Саша, играли в нашем спектакле «Когда пройдет пять лет». С детьми своими Маргарита Борисовна была строга, но было видно, как она их любит, как растворяется в них. Она смотрела на мир через них — видела все сквозь них, поэтому и сняла детей в своем фильме «Чайка» в главных ролях. Аня и Саша — чудесные, они очень много взяли от мамы, не только внешнего, но и духовного.
В спектакле Бориса Ефимовича Щедрина по пьесе Николая Коляды «Канотье» у меня тоже были выдающиеся партнеры: Александр Леньков, Нелли Пшенная, Лариса Кузнецова. Леньков — это чудо, удивительный человек! Чрезвычайно деятельный, энергичный, фантазийный. Он ведь одним из первых в Москве стал шить джинсы. Шил и себе, и другим. Реквизит для своих ролей тоже всегда делал сам. Например в спектакле, который мы играли вместе, был момент, когда мой герой в ярости натягивал герою Ленькова на голову канотье. Голова его проходила через шляпу, и поля канотье оказывались на плечах. Александр Сергеевич разрезал верх этого канотье и перед каждым спектаклем сам аккуратно его зашивал, чтобы фокус удался.
С этой постановкой мы ездили на гастроли во Франкфурт. Жили в очаровательнейшем бюргерском отеле с высоченными потолками и деревянными балками-перекрытиями. В нашем с Леньковым номере стоял огромный массивный старинный шкаф, и я захотел сфотографироваться на фоне «многоуважаемого шкапа». Но Леньков сказал: «Нет, так фотографироваться неинтересно, лезь на шкаф, а я тебя снизу сниму». В свободное время мы бродили по городу, и Александр всегда что-нибудь придумывал.
