В тот день спектакль начинался легко — даже весело. Публика реагировала нормально. Но к финалу страсти и ужасы достигали апогея и врубалась дикая авангардная роковая музыка Тома Уэйтса. Нам, артистам, по двадцать пять лет — мы беснуемся на сцене, а зал разрывают эмоции. Свист, топот, вопли возмущения, перемешанные с аплодисментами....
Команда, которая сложилась на «Философии в будуаре» Маркиза де Сада, потом участвовала в создании спектакля Романа Виктюка, ставшего легендарным, — «Саломея, или Странные игры Оскара Уайльда».
Кстати, с «Саломеей» связана памятная история. Кирилл Серебренников, увидевший меня в спектакле «Рогатка», пригласил сниматься в свой фильм «Ростов-папа» без проб. Сказал, что уже выбрал для меня партнершу. Ею оказалась Наталья Гундарева. В Москве состоялась наша ознакомительная встреча — назовем это так. И Наталья Георгиевна между делом произнесла: «Видела вашу «Саломею»... Но вы же там никаких образов не играете, никакой истории не рассказываете, это — чистая форма». Мол, посмотрим, какой из тебя получится партнер.
Вскоре мы приехали в киноэкспедицию в Ростов и за десять дней сняли нашу историю — в фильме было несколько новелл. На пятый день съемок Гундарева вдруг сказала мне: «Дима, пригласи меня потом еще разок на «Саломею», а то мне кажется, что я в прошлый раз чего-то важного не поняла». Наталья Георгиевна, как и большинство людей, кто попадал в Театр Виктюка впервые, была уверена, что мы — артисты, играющие женские роли, так же ведем себя и в жизни. Что мы — манерные мальчики, которые и вне сцены разговаривают высокими ломаными голосами. А когда Гундарева поработала со мной в кадре, она прочувствовала, что я целиком другой человек. Ей стало понятно, что в театре роль Саломеи я именно сыграл. И видимо, сыграл неплохо — раз она, опытная актриса, не смогла отделить меня настоящего от сценического образа.
Вообще, Наталья Георгиевна была очень справедливым, хотя и эмоциональным, вспыльчивым человеком. На площадке те, кто не концентрировался на съемочном процессе, могли получить от нее на орехи. Но к партнерам она была очень внимательна — проявляла заботу. Я запомнил, как мы заселялись в ростовскую гостиницу. Вместе подошли к стойке ресепшена, чтобы взять ключи от номеров, и девушка администратор обмолвилась:
— У вас, Наталья Георгиевна, конечно — люкс. А молодому человеку — одноместный номер. Но в нем, извините, нет горячей воды. Номер без бойлера.
Я уже было протянул руку за ключами, но Гундарева меня остановила и обратилась к девушке:
— Дорогая, мне с этим юношей любовь играть, и очень важно, чтобы от него на съемке не пахло... А для этого он должен иметь возможность нормально помыться.
И у меня появился номер с бойлером.
На премьеру «Саломеи» в Санкт-Петербурге, которая проходила в БДТ, пришли Елена Васильевна Образцова и Алиса Бруновна Фрейндлих. После спектакля за кулисы они тоже пришли вдвоем. Обе актрисы были в сумасшедшем восторге. Елена Васильевна сказала, что на два часа будто на машине времени перенеслась в древний Израиль. Сняла с себя очень красивый кулон и надела на меня. Тогда Алиса Бруновна со свойственным ей юмором задумчиво произнесла: «А что же мне тебе дать...» — несколько секунд поколебалась, потом вытянула из своих брюк ремень и вручила мне.
С Алисой Бруновной мы уже были хорошо знакомы, вместе играли в спектакле Виктюка «Осенние скрипки». Первая встреча с будущей партнершей состоялась в Санкт-Петербурге. Наверное, это был ленинградский Дом актера. Виктюка на ней почему-то не было. Совместно почитали пьесу, потом Алиса Бруновна попросила остаться меня и Мишу Вишневского, помрежа. Фрейндлих доверительно к нам обратилась: мол, не могли бы мы ей что-то рассказать о том направлении, в котором работает Виктюк, дать ей какие-то ключи... Для меня это был только третий спектакль у Виктюка — я сам еще не особо разобрался в художественных и режиссерских особенностях Романа Григорьевича. Но мы, молодые и глупые, переполненные важности от того, что сама Фрейндлих просит нашего совета, начали взахлеб консультировать актрису... Она слушала нас внимательно наверное полчаса, а может, и больше — на сколько хватило нашей глупости. Потом кивнула и сказала: «Хорошо, я поняла. А теперь давай мы с тобой, Димочка, разберем нашу общую сцену». Для меня со времен института это был первый застольный разбор пьесы. Блистательный! Я никогда не забуду образов, которыми Алиса Бруновна иллюстрировала текст. Например на фразу «и поэтому ты мне предлагаешь жениться на твоей дочери» Фрейндлих сказала: «Здесь, внутри этой фразы, должно звучать — «по твоему плану квартиры унитаз мы поставим в спальне...» Это был фантастический мастер-класс! Она мне рассказала про второй план, подтекст, внутреннюю подоплеку. Для меня тогда это была высшая математика. Я даже придумал такое образное выражение: «Играть на сцене с Алисой Фрейндлих — все равно что, сидя в экскаваторе, играть ковшом в пинг-понг против китайского чемпиона».
