Чужих крутилось много. Кто-то денег просил. Она ведь откликалась. Звонит:
— Юль, ты меня, наверное, будешь ругать, но я перевела одной женщине на карточку десять тысяч рублей.
— Это на что, интересно?
— Она сказала, у нее ребенок в больнице, помочь некому.
Через какое-то время убитым голосом сообщает: «Ты была совершенно права — эти люди оказались аферистами и меня обманули, нет там никакого ребенка». И не денег ей жалко, а обидно. Помогаешь ведь от всей души, а негодяи тебе в эту душу плюют. Из-за таких нелюдей многие, потеряв веру, черствеют и перестают помогать кому бы то ни было вообще.
Ира порой это понимала, а потом опять вдруг начинала всем верить:
— Надо помогать, мы же христиане, им же нечего есть, нечего носить, негде спать.
— Откуда ты знаешь?
— Они говорят, что им плохо.
Этих «людей с улицы» вокруг нее становилось все больше. Они будто взяли ее в кольцо. Мы, друзья, не успевали это отслеживать, у нас же у всех работа, семьи, а Женя в армии. Уже после Ириной смерти одна общая знакомая шепнула мне: «А вы не поняли, что ее обрабатывали «черные риелторы»? У них целая преступная группировка в Москве — находят одиноких людей и втираются в доверие». Ира, конечно, не была одинока, у нее все-таки сын — но он, по большому счету, ребенок. К тому же в армии. Никогда не говорила об этом Жене, но я безумно боялась за Иру. И непонятно было, чем ей помочь, она же сама их в свой дом пускала.
Честно говоря, ее смерть по сей день остается для меня загадкой. Одна ли она была в тот вечер в квартире или пустила чужого человека? Как бы то ни было, но Иру уже не вернуть.
— Женя, расскажи, как ты из армии пришел, как встретились с мамой после разлуки?
Евгений: Я приехал рано утром без предупреждения — решил устроить сюрприз. Мама еще спала. Пришел с цветами — букетом ее любимых тюльпанов. Открыл дверь своим ключом, прошел на кухню, поставил цветы в вазу. Зашел в мамину спальню, Мася глаза открыла, завизжала от радости. Потом говорит: «Ой! Подожди, я сейчас накрашусь, не хочу, чтобы ты видел меня некрасивой». Как девчонка раскраснелась.
Накрасилась — и мы сфотографировались на память: мама и я в военной форме. Потом сказал: «Ну все, форму раз и навсегда снимаю». И мы начали жить обычной обывательской жизнью.
Мама работала, я помогал ей делать видео и дизайн афиш для творческих вечеров. Завтраки готовил, ужины. Она, бывало, приедет после концерта, поужинаем, потом мамуля говорит: «Теперь давай потрещим как друзья». Это одна из ее любимых фраз. И мы «трещали» обо всем на свете. Мама говорила, что мечтает о женском счастье, хочет своего мужчину найти, переживала, а вдруг уже не случится в ее жизни больше любви. Я говорил ей: «Мамуленька, все будет, подожди».
