Официально они с мамой развелись не сразу, только в 1967-м, за год до рождения моего второго сына. Казалось, прошло время, страсти поулеглись, но я, можно сказать, второй раз пережила боль от расставания родителей. Кричала маме: «Ты не можешь дать ему развода!» Мне казалось, что все еще может перемениться: он поймет, что ошибся, попросится назад...
Мы встретились с папой через много лет после их разрыва. Свидание наше проходило в саду «Аквариум» неподалеку от Театра сатиры. Сидели рядом на скамеечке, я горько рыдала. Это был конец. Надежда на то, что он вернется, окончательно рухнула.
Эта боль осталась со мной навсегда. Долго потом мучила мысль: «А вдруг папа, которого я любила больше всех на свете, меня не любил?» Спустя время жизнь взяла свое, мы все помирились. И вот как бывает в жизни. Миша, сын Нины Николаевны, чудесный врач, помогал, когда заболела мама. Она умерла буквально на его руках. А папа у ее могилы сказал, что любил Валечку всю жизнь...
Только после того как умерла мама, я вошла в их дом и поняла, что о папе там заботятся, любят, что он в надежных руках. Папа с Ниной Николаевной прожили вместе сорок лет. Этим все сказано. Но я так и не смогла перебороть себя и общаться с Архиповой. Она как мудрая женщина меня поняла. Папы не стало первого мая 2001 года. Нина Николаевна в каком-то интервью сказала: «После ухода Менглета из семьи я, похоже, стала для его дочери врагом номер один... Однако в глубине души понимала: в своих чувствах Майя права — любить меня ей совершенно не за что».
Заботы о семье, доме, втором маленьком сыне Диме — все это помогло мне справиться с горем. Еще любимая работа. Я всегда сцену любила больше, чем кино, а в Театр Станиславского попала благодаря своему однокурснику Евгению Урбанскому. Мой муж уже работал там, но и не думал обо мне замолвить словечко. Как-то зазвонил телефон. Я вся красная, руки в пене — занималась стиркой в ванной — схватила трубку.
— Майка, у нас в театре ищут героиню в спектакль.
— Не могу, Жень, я стираю...
— Ничего, такой розовощекой и придешь.
Когда меня увидел в коридоре театра Леня, он решил, что что-то случилось дома и я за ним прибежала. Урбанский его не предупредил о моем приходе. Словом, в Театр Станиславского меня приняли. Сколько ролей мы с Леней переиграли на его сцене! И с Женей Урбанским сыграли вместе в спектакле «Раскрытое окно».
Я очень любила Театр Станиславского, тем сильнее была боль от предательства. Терпеть не могу несправедливости. Так было с отцом, так было и с театром. Он стал нашим вторым домом. В нем Леня проработал сорок шесть лет, я сорок три. Мы должны были играть премьеру «Мещанин во дворянстве», а тут Леня слег на два дня с давлением. Пока он болел, ему нашли замену. Когда я, придя на репетицию, увидела в костюме мужа другого актера, возмутилась. Директор театра сказал: «Не нравится — увольняйтесь!» Я первой подала заявление об уходе, за мной Леня.
Мы уехали в 2001 году. Никогда не думали, что это насовсем. Вначале мы с мужем отправились в Австралию проведать детей, а потом там и остались. Наши дети оказались за рубежом раньше. Первым из страны уехал Леша. В начале семидесятых женился на немке и эмигрировал в Германию. Я очень тосковала по нему. Когда в дом приходили иностранцы с весточкой от сына, у подъезда собиралась делегация мужчин в одинаковых костюмах. Такие были времена! Иногда я не выдерживала, выходила на балкон и кричала: «Ребята, зайдите к нам, чайком угощу, а то вы замерзли там!»
