Мы снимали картину в Киеве, Олег Петрович шел в павильон Киностудии Довженко через студийный сад, где росли груши-дички. Есть их плоды было невозможно, но Жаков набирал полный газетный кулек малюсеньких груш, ходил по площадке и всех угощал. Так как все знали, что они невкусные, отказывались: «Спасибо-спасибо».
Однажды работали во вторую смену, объявили перерыв, народ отправился в столовую. Жаков спросил:
— Какой у вас есть суп?
— Гороховый.
— А сколько стоит?
— Семь копеек.
Он вытащил мелочь, отсчитал:
— Дайте мне три порции горохового супа.
— А что вы еще будете есть?
— Ничего.
Я это видела и решила его разыграть. В следующей сцене гладила белье, Жаков подходил, отбирал у меня утюг со словами: «Оля, тебе еще идти на смену» — моя героиня работала врачом.
Добежала до костюмеров:
— Девочки, вы приготовили белье, которое буду гладить?
— Конечно.
— А у вас есть большие семейные трусы?
— Зачем?
— Нужно!
И они мне такие нашли. Олег Петрович был худеньким, субтильным. И вот — «Мотор, съемка, начали!» Глажу эти трусы, Жаков не успевает ко мне подойти, как разворачиваю трусы на камеру, встряхиваю и произношу: «Папа, ну что ж такое, на вас все горит». Поскольку до этого все были в столовой и видели, как Жаков заказал три порции горохового супа, который с трудом переваривается, то покатились со смеху. В тот день мы уже больше ничего не смогли снимать, Андрюша Бенкендорф вынужден был объявить конец смены. Он тоже хохотал:
— Ничего, завтра доснимем. А ты, Наташа, наблюдательный человек!
— Это моя профессия, Сергей Аполлинариевич учил: присматривайтесь, накапливайте впечатления.
История с трусами, можно сказать, вернулась ко мне на съемках драмы «Преступление». Режиссер Евгений Ташков поначалу приглашал на другую роль (в итоге она досталась Ире Шевчук), но в процессе работы передумал. И я сыграла дочь главного героя, в роли которого снялся Владислав Стржельчик.
На площадке он был царь и бог, поэтому когда нас знакомили, у меня от волнения тряслись руки. Этот красавец-мужчина излучал благородство. Помню, на руке у него блестел большой золотой перстень. Хоть я и не люблю, когда мужчина носит кольца, Владиславу Игнатьевичу он шел.
День начинался с того, что Стржельчик являлся ко мне в гримерку и целовал то в плечико, то в коленку. Рассказывал о дружбе с Копеляном, о том, как они в свое время соревновались, чей донжуанский список длиннее. Я развешивала уши, мне было безумно любопытно.
Мы играли такую сцену: ночь, отец узнает страшную вещь, влетает в спальню, трясет дочь, будит ее и говорит: «Твой брат убил человека». Снимаем, Стржельчик меня трясет, открываю глаза — мой царь и бог стоит передо мной в трусах. От ужаса я забыла текст! Ташков не понял, что происходит, и перед очередным дублем велел порепетировать. Я уже была беременна, но об этом мало кто знал. Евгений Иванович был в курсе, тем не менее настаивал на том, чтобы я голодала, не набирала вес.
