Видов помог мне снять квартиру. Хозяйкой была русская эмигрантка, довольно шумная, собирала большие компании — нам с детьми даже приходилось спать в машине во дворе. Олег, узнав об этом, приехал и сказал хозяйке: «Вы обязаны перестать шуметь, у Елены двое детей, и она должна отдыхать... А я буду появляться и смотреть, как вы тут себя ведете». Стало поспокойнее. Олега вырастили мама и тетя, он их очень любил и с огромным уважением относился ко всем женщинам.
Помню, накупит нам еды или позвонит: «Мы с Джоан едем в китайский ресторан, бери мальчишек, давайте с нами».
Я очень боялась каньонов, а Видов жил на самой высокой точке горы. Однажды там в меня влетел огромный джип — у женщины отказали тормоза, она орала и отпустила руль. Олег прибежал спасать, в беде он всегда приходил на помощь первым.
Наши отношения трудно определить каким-то одним словом. Он влюблял в себя, много давал и ничего не просил взамен. В этом была его русскость. Считал, что все женщины мира должны коллекционировать его фотографии, спрашивал: «Скажи честно, у тебя была?» Говорил, я напоминаю ему первую любовь — Тамарку. Не знаю, кто она. Был зациклен на своей звездности. Любил общение, чтобы все слушали и внимали. Его возмущало, если вдруг кто-то другой начинал лидировать в компании.
Мы проводили вместе довольно много времени. Однажды прогуливались, к нам подбежала женщина, наша эмигрантка:
— Вы — Олег Видов? С юности люблю вас! А мой муж — стоматолог...
— У меня хорошие зубы, — заметил Олег.
— Будут еще лучше!
Она тут же набирает мужу:
— Алекс, ты представляешь, я встретила самого Олега Видова, он тут со своей переводчицей (почему-то приняла меня за переводчицу), мы сейчас приедем!
Она ему даже шансов не оставила. И мы поехали. Офис в центре, стены все в фотографиях голливудских знаменитостей — клиентов этой клиники. Олега завели в кабинет, я в коридорчике ждала. Зубы ему и правда сделали лучше прежних, конечно же бесплатно. Потому что — Видов! Он был очень доволен.
Каждый день звонил:
— Ты сегодня приедешь?
А я уже преподавала:
— Не могу, у меня репетиция.
— Ах да, я забыл, ты же говорила. А когда будешь?
— Через три дня.
— Я тебя жду! Давай пораньше, к завтраку.
Встречал в любимой белой или голубой рубашке. Он их чередовал. Голубого в гардеробе было больше — этот оттенок подчеркивал цвет его глаз. Или в батнике, тоже голубом, с воротником-стойкой. Обожал красиво одеваться. Он был Всадником — ему не хватало экранной любви, романтики. Часами рассказывал мне о своей судьбе. Ненавидел пошлость, советскую власть, ложь, двуличие. Мы много говорили про его побег из СССР, про жизненные ценности. Сетовал, что зря в молодости лез в правительственные компании и пытался «дружить». Не зря говорят, что там «вход — рубль, а выход — десять». Он пытался манипулировать женщинами из высоких кругов, а они ведь этого не прощают. Эти бабы его просто размолотили. Я знаю в деталях всю его судьбу. Но в душе Олег Борисович все-таки любил только самого себя. Глубоко страдал по родине, где лишился ролей, у него фактически украли двадцать лучших лет, давая играть только в эпизодах... Поэтому возненавидел систему и никогда не вернулся бы даже в новую Россию.
