Олег был безусловным вожаком стаи и очень этим гордился. Ему нравилось, что любимые женщины живут с ним и он может сделать так, чтобы они ни в чем не нуждались. Приезжая с гастролей, Олег доставал из кармана пачку денег: «Это вам, старухи!»
...Однажды ехали вместе в метро — от «Кропоткинской» до трех вокзалов. Олег спешил на поезд в Ленинград, где снимался в каком-то фильме, а я домой, на Преображенку. Наверное, по тем временам мы представляли собой занятную парочку — оба в темных очках, джинсах, модных батниках и сабо на платформе. Олег, как всегда, надвинул на глаза кепку, чтобы спрятаться от поклонников, но его все равно узнали. Было понятно по любопытным взглядам, что всех интересует, с кем это Даль. C женой? Любовницей? Уверена, что никто и не подумал, что я могу быть его племянницей! На «Комсомольской» он рассеянно чмокнул меня в щеку: «Ну, пока!» — и вышел. Публика выдохнула...
У нас были очень теплые отношения, без снисходительности или сюсюканья с его стороны и излишней фамильярности с моей. Даль был для меня не столько дядей, сколько старшим другом.
Хорошо помню общение с ним лет с семи. Они вдвоем с матерью Павлой Петровной — моей бабушкой — жили в Люблино. Деда Ивана Зиновьевича уже не было в живых. Однажды я гостила у бабушки и вдруг на пороге появился Олег с ультрамодным клетчатым чемоданом на молнии: «Привет, Танюха!» Он вернулся из киноэкспедиции и был такой красивый, нарядный и веселый, что эта картинка навсегда врезалась в память.
Вообще, Олег любил и умел «выглядеть». Особые отношения у него были с обувью, он даже написал шутливое стихотворение «Исповедь влюбленного в обувь», где сообщал, что ему просто «необходИН, так как он туфлям жизнь продлИН, кроваво-красный гуталИН». Чистка ботинок в его исполнении превращалась в настоящее шоу!
Одежду ему гладила бабушка, и был случай, когда это привело к «катастрофе». В те годы в моду только начинали входить джинсы. Как с ними обращаться, старшее поколение, разумеется, не знало. И Павла Петровна отутюжила Олегу джинсы, наведя по привычке, как на классических брюках, стрелки. Увидев это, Даль пришел в ужас, но гладить другие было некогда, он опаздывал на переговоры. Они прошли неудачно, возможно потому, что его нервировали и отвлекали от дела злополучные стрелки.
По натуре дядя был аккуратистом. Думаю, к порядку его приучила жизнь в многонаселенной квартире, где кроме бабушки с дедушкой и двух их детей жили еще семья бабушкиной сестры (она сама, ее муж и двое сыновей) и моя прабабушка.
Наверное, тут стоит сделать небольшое отступление и рассказать об истории семьи. Наши предки по линии Ивана Зиновьевича были крестьянами и жили под Луганском. Прапрабабка носила фамилию Доля. От нее потомкам осталась старинная книга «Были и небылицы Казака Луганского» с портретом автора — Владимира Даля — на обложке. Знаменитый писатель, этнограф и составитель словаря живого великорусского языка тоже родился на Луганщине и в молодости печатался под таким красочным псевдонимом. В семье прабабки книга стояла в горке с посудой, на почетном месте. С ней было связано предание о нашем родстве с Владимиром Ивановичем, у которого якобы был внебрачный ребенок от крестьянки.
