Папа помогал по мере сил, но все равно мы жили довольно скромно. Мама пахала на трех работах, чтобы обеспечить семью: режиссером в Большом театре, педагогом в ГИТИСе и артисткой в театре «Сфера». Начинала она как певица, училась на факультете музыкального театра ГИТИСа (где и познакомилась с моим отцом Михаилом Порошиным, он тоже был вокалистом), но из-за проблем с голосом поменяла профессию, переключилась на режиссуру. Параллельно участвовала в театральных постановках как актриса и снималась в кино. Одно время вместе с Димой Назаровым и Виталием Соломиным — втроем играли замечательный антрепризный спектакль «Клетка». Большая часть маминых и Диминых коллег бывала у нас дома, зачастую целыми семьями — Дворжецкие, Соломины, Клюевы, Дубровские... Мама и сейчас дружит с вдовой Виталия Соломина Машей.
Мама часто брала меня с собой в театр. В Большом я даже «выступила» в двух спектаклях, когда потребовалось срочно заменить отсутствовавших артисток. В опере «Ифигения в Авлиде» изображала ребенка, в балете «Дон Кихот» танцевала марионетку. Крошечный эпизодик. Мне было лет восемь.
И у Люси в оперетте я бывала. (Прабабушку и бабушку мы звали просто по имени — Маня, Люся. Так уж повелось.) Она много лет прожила с семьей в Киеве и была солисткой музкомедии. Когда ее дочь, моя мама, поступила в ГИТИС, они перебрались в столицу. Люся устроилась в Московский театр оперетты, но уже не артисткой, а суфлером. Я спрашивала:
— Как же так?! У тебя такой голос! Почему ты не пошла к режиссеру, не показалась?
— Скромная была, неудобным считала показываться в сорок пять лет. Сейчас очень жалею! — отвечала бабушка.
Дело было, конечно, не только в возрасте. После переезда в Москву карьера для Люси отошла на задний план, пришлось помогать дочке и пожилым родителям. Она была необыкновенным суфлером: не просто подсказывала текст, а подпевала, потому что знала все оперетты, и артисты ее очень любили. Дома бабушка пела на всех посиделках, была душой компании — веселая, жизнерадостная. Гости уговаривали:
— Людмила Павловна, спойте, просим!
