Конечно, все это было театром: Розалия оставалась хорошей актрисой, несмотря на то, что оставила сцену. Ей не раз вызывали «скорую», но в итоге врач говорил, что никакой угрозы для жизни нет.
Мама терпела сколько могла, но в конце концов поставила вопрос ребром. Это было накануне поездки родителей с друзьями в Игналину, в Прибалтику. «Вот вернемся, и надо что-то решать, так дальше жить невозможно», — настаивала она. Мне тогда исполнилось двенадцать лет, а сестре Юльке — четыре.
В Игналине споры продолжились. Чтобы избежать очередного выяснения отношений, папа не раз уезжал на «Волге» куда глаза глядят. Возвращался под утро, мрачный и измученный. Он никак не мог принять решение. С одной стороны, боялся довести свою мать до инфаркта — она же так переживает!
С другой — не мог видеть, как страстно любимая жена страдает, живя со свекровью. Да и понимал, что греться «под крылом» родителей, уже имея двоих детей, нелепо.
«Как-то я проснулся и вижу, что еду по шоссе», — рассказывал мне дядя Володя Соболев, близкий приятель папы.
В тот вечер он решил заночевать в машине, а папа, снова отправляясь «в отрыв», не стал его будить. Когда дядя Володя спросил, что происходит, он лишь грустно улыбнулся. Друзьям о своих проблемах папа рассказывал редко, все носил в себе.
Перед возвращением домой у родителей состоялся очередной серьезный разговор. Мама даже заявила: если проблема не решится, она уйдет.
А потом состоялась прощальная вечеринка, все выпили и стали дурачиться. У папы с детства была фирменная «фишка». Он залезал на березу и, держась за ветки, начинал раскачиваться. В тот роковой день папа не учел одного: в Игналине березы не растут, а сосна — дерево не гибкое. Ветка не выдержала его веса, сломалась, отец упал и разбился. У него была тяжелейшая черепно-мозговая травма, все ребра переломаны.
В бессознательном состоянии папу на «скорой» увезли в местную больницу. Бабушка с дедом примчались на следующий же день, но он так и не пришел в сознание. Через три дня его не стало. Из-за какой-то нелепости мы с Юлькой лишились отца, мама — мужа, а дед с бабушкой — сына. Но я считала его живым еще пару месяцев, родные скрывали правду.
Когда произошла трагедия, я отдыхала в пионерском лагере.
Бабушка и дедушка приехали ко мне на выходные. Их сопровождал дядя Володя Соболев. Дедуля был, как обычно, подтянут и свеж, Розалия, как всегда, хлопотала вокруг него. Но я почувствовала, что они какие-то потерянные, и спросила, где папа с мамой, ведь они уже должны были вернуться из Прибалтики. Тут мне и сказали, что с папой случилась беда: «Он лежит в больнице в тяжелом состоянии, — соврал дядя Володя, — но ты не волнуйся, все будет хорошо!» Бабуля и дед промолчали. А папу к тому моменту уже похоронили на Серафимовском кладбище. Меня специально не допустили на похороны, побоялись за мою психику: с папой я была духовно ближе, чем с мамой. Не стали вызывать с гастролей и дядю Костю, опасались за его сердце: за полгода до смерти папы он перенес инфаркт.
Дед держался героически.
Даже дал в лагере концерт, хотя директор предлагал ему отменить выступление. С детьми Павел Петрович общался непринужденно и весело, охотно отвечал на вопросы. Я ни о чем не догадалась. А когда смена кончилась, меня увезли к маминой бабушке Анне Васильевне, там же были Юлька и мамина мама Нина Васильевна. Нам с сестрой продолжали говорить, что папа жив, но потихоньку готовили к неизбежному удару. Бабушка Нина все время спрашивала, что будет, если я узнаю, что папы больше нет. «Ты же не станешь устраивать истерику?» — выпытывала она, когда мы собирали в саду малину. Я обещала.
Ужасно скучала по маме, а она все не приезжала. Наконец вижу — идет по дорожке к дому.
С воплем бросилась к ней, мы обнялись, поцеловались, и вдруг она серьезно посмотрела мне в глаза:
— Натуля, поговорить надо.
Я мгновенно все поняла. Сказала только:
— Мне кажется, что это конец... — и пошла в дом. Что я имела в виду: смерть папы, конец моего детства — не знаю, наверное, все сразу.
Дальше помню плохо. Юля рассказывала, что на какое-то время я словно сошла с ума. Орала, царапалась, кусалась, била посуду. Мамин отчим дядя Витя схватил меня в охапку и скомандовал родне: «Так, все замолчали и вышли!» Приказал: «Наташа, плачь!» Я прорыдала несколько часов и уснула. Потом проснулась — все это время он держал меня на руках.
