— А это что? — спрашиваю, показывая глазами на заставленный тарелками стол.
— Да тут вчера опять сабантуй был! — отвечает Сергей и, по-прежнему держа меня на руках, быстрыми широкими шагами меряет номер. И в интонациях его голоса, и в смехе мне слышится что-то натужное, неестественное.
О том, что в киевских съемках принимает участие его партнерша по «Отелло», сам Бондарчук так и не сказал — меня просветили коллеги...
В Москву мы с Сергеем, который перед отъездом в аэропорт купил мне в подарок золотое кольцо, возвращались вместе. Самолет попал в сильнейшую грозу — железную махину мотало и кидало из стороны в сторону. Сверкали молнии. Сергей всегда очень боялся грозы, а потому сидел вжавшись в кресло.
Потом вдруг расправил плечи и, положив свою ладонь на мою руку, сказал: «Ну вот, хоть умрем вместе». А я вдруг подумала о том, что вряд ли имею право винить мужа за связь на стороне. Молодому здоровому мужчине очень трудно по нескольку месяцев обходиться без женщины. А женщины в послевоенные годы, когда мужчин не хватало, шли на все, чтобы устроить свою личную жизнь.
После возвращения в Москву на мое имя чуть ли не ежедневно стали приходить анонимки, где сообщалось, что Сергей мне изменяет. Мужу о подметных письмах я ничего не говорила до тех пор, пока и ему не пришла анонимка. На меня. Мол, у вашей жены были отношения с актером киногруппы фильма «Высота» таким-то... Сергей пришел в бешенство и молчать не стал: — Что это?!
Я старалась быть спокойной:
— Сережа, в нашей группе нет актера с такой фамилией!
— он не поверил. Тогда я позвонила на студию, подозвала к телефону ассистента режиссера, объяснила ситуацию и протянула трубку Бондарчуку: — Убедись, что человека с названной в письме фамилией не существует!
Сергей досадливо поморщился и махнул рукой: дескать, понял я, понял! Я вроде и простила нанесенную недоверием обиду, но в душе уже засел и начал расти червячок сомнения: сможет ли когда-нибудь наша жизнь быть по-прежнему безоблачной и счастливой?
Мне нужно было ехать на съемки фильма «Дорогой мой человек». Для Сергея в этой картине тоже была приготовлена роль, но он уже «заболел» «Судьбой человека».
Снова и снова читал мне опубликованный в нескольких номерах «Правды» шолоховский рассказ, говорил, что нашел двух ребят, которые напишут хороший сценарий, что снимать и играть главную роль будет сам. Я слушала мужа, а сердце сжималось от жалости к нему: «Господи, опять эти лагеря! Опять этот ужас, война! Он же все через себя пропускать будет!» Однако отговаривать даже не пыталась — видела, как дорог Сергею будущий фильм.
До моего отъезда в Ленинград, где должен был сниматься «Дорогой мой человек», оставалось меньше недели. И однажды утром я вдруг проснулась с мыслью: «Все, больше так продолжаться не может! Мы снова расстаемся почти на полгода, и за это время рядом с Сергеем обязательно «нарисуется» женщина, которая захочет прибрать его к рукам.
Не ТА, так другая!» Передо мной встал выбор: либо бросить сниматься и ездить за ним в экспедиции, готовить, обихаживать, жить его жизнью, либо расстаться и сохранить себя, свое достоинство и призвание, свою профессию. На минуту представила, что трачу всю себя на то, чтобы удержать мужа, — и передернулась от ужаса. А Сергей? Разве одобрил бы он мой уход из профессии? Разве принял бы такую жертву? Нет!
Мы сидели рядом на тахте. Казалось, слова, которые сорвались у меня с языка, были продиктованы кем-то свыше: «Сережа, мы должны расстаться...»
Сказала — и упала на тахту, на несколько мгновений потеряв сознание.
Когда пришла в себя, Бондарчук стоял ко мне спиной, опершись руками о стол. Его плечи ходили ходуном. Он рыдал.
Оставшиеся до моего отъезда дни прошли в тягостном молчании. Сергей не оправдывался, ничего не обещал, не просил прощения. Мне изнуряющие выяснения отношений тоже ненавистны. Было безумно жалко и его, и себя, и нашу прошлую счастливую жизнь. Но о том, чтобы пойти на попятную, не могло быть и речи. Я спасалась! От сомнений и страданий, от душевной сумятицы, от призрака той женщины, которой бы стала, если бы предала свою Варю из фильма «Дорогой мой человек».
Я собиралась ехать на вокзал, когда раздался телефонный звонок. В трубке — голос Алеши Баталова: — Ты когда уезжаешь?
— Сегодня.
— А я через неделю.
Счастливого тебе пути! А Сережа где?
— Дома.
— Это хорошо.
— Ничего хорошего в этом нет! — резко ответила я и повесила трубку. Развернулась на сто восемьдесят градусов — посмотрела стоявшему у окна Сергею в глаза: «Собери в чемодан все, что тебе нужно, — и уходи. Только ключи оставь».
Бондарчук молча протянул ключи. Я взяла их, подхватила собранный накануне чемодан — и выскочила из квартиры. Сережа потом всю жизнь помнил, что инициатором разрыва была я, и давал понять, что сам никогда бы не ушел.