В день гибели Марины я включила телевизор и увидела, как корреспондент протягивает микрофон Толе Белому: «Вы общались? Встречались?» Он очень долго молчал, а потом сказал, опустив глаза: «Мы виделись на сборе труппы и делились впечатлениями об отпуске». Я думаю, Белый в эту секунду вспоминал последний разговор с Мариной и то эсэмэс, которое она в ответ ему написала. Думаю, он всегда будет это помнить...
Не верю в мистику, но чем иначе объяснить, что в последние полтора месяца перед уходом из жизни Марина звонила мне почти каждый день?
Точнее, ее телефон сам набирал номер моего мобильного. Раздавался звонок. На дисплее высвечивалось: «Голуб». Я отвечала:
— Слушаю, Марина!
— Извини, Кирочка, представляешь, он сам тебя набирает!
Каким-то непостижимым образом ее мобильник вновь и вновь выуживал мой номер из списка контактов.
Вот опять. Но на этот раз никакой ошибки.
— Кира, мы должны встретиться.
— У меня до вечера монтаж программы.
— А у меня репетиция спектакля. Заканчиваем работать и встречаемся в ресторанчике.
Или сейчас, или никогда.
Так случилось, что о Марине я знаю очень давно. Сначала слышала о ней от ее мамы, Людмилы Сергеевны. Она была однокурсницей моей старшей подруги в молодежной редакции Центрального телевидения СССР. Марина была похожа на мать, только она более утонченная, а Людмила Сергеевна попроще, такой народный типаж. Ее приятельницей по актерскому факультету «Щепки» была Света Немоляева. У Светланы творческая и личная жизнь сложилась удачно, она стала звездой Театра имени Маяковского, в котором работает до сих пор, а у Люды, хорошей чтицы, обладательницы замечательного комедийного дара, в профессии как-то не заладилось. Впрочем, это не мешало однокурсницам всю жизнь оставаться близкими людьми. У Немоляевой и Лазарева рос сын Шурик, а Люда рассказывала про Маринку.
И я часто слышала истории о младшей Голуб, о том, какая талантливая дочь растет у Людмилы — в шесть лет уже дебютировавшая на сцене Театра имени Гоголя в роли... мальчика.
Дети росли, Лазарев-младший пошел по стопам родителей, Марина тоже, поступив в Школу-студию МХАТ. Людмила уверяла, что у ее дочери несомненный комедийный дар. Но карьера у Марины, как и у мамы, не складывалась. Люда хотела помочь, пристроить дочь в какую-нибудь столичную театральную труппу, но Марине долго не везло. Она ушла из «Сатирикона» от Константина Райкина, где получала эпизодические роли почти без слов, и устроилась в театр «Шалом». Именно тогда мы с ней познакомились, и она мне понравилась замечательным своим чувством юмора и самоиронией.
