Гормоны, которые глотала горстями, стеной неадекватности отгораживали меня от реального мира. Я призывала соседок по палате делать маски, массажи для лица, разыгрывала перед ними театральные сценки...
Лечащий врач только качала головой, видя немой вопрос в глазах Сережи. У моей мамы на нервной почве начался диабет. Родные готовились меня хоронить.
Полгода я провела в больнице, но, вопреки прогнозам врачей, выжила. Каким-то невероятным образом болезнь дала задний ход, произошла ремиссия. Переломный момент совпал с появлением моей подруги. Она пришла проведать меня в роскошной новой шубе. Изуродованная недугом, я увидела эту чудесную лису и поняла: вот что мне надо для счастья, когда выйду из больницы, обязательно куплю!
Какая же буду в ней красивая! Это было единственное желание, которое появилось у меня за время болезни. И небеса дали шанс.
«Лена, ты выиграла жизнь, — сказала врач, — с тобой произошло чудо. Но запомни: прежняя профессия исключена при таком заболевании. Ты не сможешь быть актрисой. Тебе противопоказаны любые переживания, не раздражайся, не копи обиды, чтобы не спровоцировать рецидив».
На прощанье она «наградила» меня инвалидностью и списком гормональных препаратов, которые я должна пить всю оставшуюся жизнь.
Атмосфера в доме стала тягостной. Врачи расписали свекрови мое будущее в красках: Елене нельзя того, этого, пятого и десятого.
Сережа был по-прежнему заботлив и терпелив со мной, но свекровь нет-нет да и срывалась. Понимаю, в ней копился страх за будущее любимого сына. Я была немощной, измотанной болезнью, не могла даже развесить постиранное белье. И услышала однажды: «Инвалид нам не нужен».
Я не хотела быть обузой. Сережа ни разу не сказал грубого слова, но я чувствовала: он отдалился, сторонится меня и все больше общается с матерью. Мне нужно было выжить, спастись, и я поняла, что муж не помощник, придется делать это в одиночку.
Забрала Сашу, минимум вещей и переехала к маме. Она жила одна. Город разрушил отношения родителей. Отец ушел к женщине старше его на двенадцать лет. Для мамы это стало трагедией, из-за которой она и умерла раньше срока.
Сережа все-таки приехал ко мне и остался.
Но долго мы не выдержали: мама по-прежнему считала наш брак ошибкой и не хотела скрывать нелюбви к зятю. Мы снова вернулись к Сережиной маме, но жизнь не клеилась, отношения дали трещину. Я тем временем почувствовала себя лучше и, не говоря никому ни слова, прекратила пить гормоны и ходить к врачам. И мне не стало хуже! И глаз уменьшился, и красота вернулась! Я вспомнила, как до болезни обращалась к Богу: «Зачем ты дал мне такую внешность? От нее все беды. Лучше бы сделал меня некрасивой, но талантливой, как Чурикова!» Допросилась, называется. Вот у меня глаз-то и вылез! Заболев, я поняла, о какой глупости молила Бога. Ведь Божьим даром для Чуриковой был талант, а для меня — красота! В больнице я страшно каялась: «Господи, прости.
