Тарковский, покачнувшись, устоял. Однако по поплывшим глазам было видно: парень в нокдауне. Кто-то тут же вызвал милицию, приезда которой мы решили не дожидаться. Рассчитались и пошли. Когда спускались по лестнице, навстречу нам поднимался наряд.
Следующим утром звонок. В трубке — голос Тарковского:
— Слушай, а чего вчера произошло? За что ты меня?
— За дело.
— Ты так меня ударил, что я сегодня жевать не могу.
— Ничего, это пройдет, — пообещал я и повесил трубку.
Через много лет я прочел в какой-то газете об этом конфликте. В заметке было переврано все! Могу предположить, что «информацию» автор почерпнул у Тарковского. Во всяком случае, там была такая фраза: «На другое утро Ливанов позвонил и извинился». Ха! Я ни за что не стал бы этого делать! Потому что был прав.
По сказке «Самый, самый...», прочитанной мною Маршаку (и им одобренной), в 1966 году я сделал — как сценарист и режиссер — свой первый мультфильм. Работая над ним, очень подружился с художником-постановщиком Максом Жеребчевским. Он-то и был рядом, когда случилось прозрение...
В ту пору мы уже работали над следующей лентой — «Синяя птица». Стояли на балконе, обсуждали какие-то детали. А внизу, по улице, направляясь к студии «Союзмультфильм», шла девушка: в мини-юбке, голубой куртке, золотистые волосы трепал ветер.
— Вот эта девушка, — неожиданно для самого себя сказал я, — будет моей женой и родит мне двоих сыновей.
Жеребчевский ошарашенно на меня воззрился:
— Ты чего, Вася?
Только же развелся...
— ...а еще у меня будет голубая машина.
— Ты сумасшедший, — заключил Макс.
Потом Макс не раз вспомнит наш диалог. Поводов будет достаточно. Я женюсь на девушке по имени Лена, которую мы видели с балкона, у нас родятся двое сыновей... И владельцем первой модели «Жигулей» небесного цвета («колор», как известно, в ту пору не выбирали — брали, что дают) я тоже стану!
Узнав об исполнении очередного «пункта», Макс неизменно интересовался: «Вась, ты сам себя не боишься?»
Впрочем, этот вопрос я слышал не только от Жеребчевского.
В начале семидесятых в Театре имени Ленсовета ставили мюзикл «Бременские музыканты».
Я и Юра Энтин как авторы либретто и мой лучший и самый давний друг Гена Гладков, написавший музыку, подолгу жили в Ленинграде. Балетмейстером спектакля был брат Андрея Миронова Кирилл Ласкари — блистательный танцовщик и хореограф, удивительно тонкий, душевный человек. Мы быстро прониклись друг к другу симпатией, и Кира частенько уговаривал меня не ехать по окончании репетиции в гостиницу, а идти ночевать к нему — благо квартира, в которой он жил вместе со своей любимой бабушкой, была рядом с театром.
«Буся», как ее звал Кирилл, встречала внука отповедью:
— Кирилка, ты почему так поздно?
Я же волнуюсь!
— Да еще совсем не поздно. И чего волноваться? Ты же знаешь: мы с Васей репетируем.
— Как не поздно?! Уже ночь на дворе — ты можешь угодить под конку!
К моменту нашего с Бусей знакомства она уже успела отпраздновать вековой юбилей и последние лет тридцать не выходила на улицу.
Я неплохой слушатель, потому вечерами Кира изливал мне душу. Он как раз только что расстался с Ниной Ургант, с которой у него были длительные и изначально непростые отношения. Разрыв тоже тянулся очень долго — Нина успела наговорить немало оскорбительных вещей. Ласкари постоянно вспоминал брошенную ею напоследок фразу: «Ты — карлик, кому ты такой нужен?» Не права была Нина Николаевна! Кира, несмотря на свой маленький рост, пользовался бешеным успехом у женщин — перед его остроумием и обаянием мало кто мог устоять. Но Нину он действительно любил, хоть и натерпелся от нее сполна.
Днем от депрессии Киру спасала работа, а к вечеру он совершенно расклеивался. Однажды я услышал:
— Знаешь, жизнь моя кончена. Как танцовщик я давно уже списан.
Как хореограф тоже не очень-то нужен театру, сейчас вот с вами отработаю — и скажут: «Свободен!» Никогда у меня ничего не будет — ни любимого дела, ни семьи.
— Как ты можешь так думать? — возмутился я. — Как можешь говорить такое?!
— А у тебя есть что мне возразить?
— Есть. Завтра утром раздастся телефонный звонок и тебе предложат очень интересную работу, на которой ты встретишь замечательную женщину, женишься на ней, и у вас будет сын.
В ответ услышал то же, что и от Макса Жеребчевского:
— Ты сумасшедший...
