«Принимали его обыкновенно вечером, но это не из-за тайны, а потому, что это было единственное время, когда Государь был свободен, — писала она. — Алексей Николаевич приходил до сна в голубом халатике посидеть с родителями и повидать Григория Ефимовича. Все они, по русскому обычаю, 3 раза целовались и потом садились беседовать. Он им рассказывал про Сибирь и нужды крестьян, о своих странствованиях. Их Величества всегда говорили о здоровье Наследника и о заботах, которые в ту минуту их беспокоили. Когда после часовой беседы с Семьей он уходил, он всегда оставлял Их Величества веселыми, с радостными упованиями и надеждой в душе; до последней минуты они верили в его молитву и еще из Тобольска мне писали, что Россия страдает за его убийство. Никто никогда не мог поколебать их доверия, хотя все враждебные газетные статьи им приносились и все старались им доказать, что он дурной человек. Ответ был один: «Его ненавидят, потому что мы его любим». В последнюю их встречу Государь сказал, как всегда: «Григорий, перекрести нас всех». — «Сегодня ты благослови меня», — ответил Григорий Ефимович, что Государь и сделал. Последние месяцы он все ожидал, что его скоро убьют».
«Вам с вашим Гришкой надо бы поставить памятник, что помогли совершиться революции!»
После убийства Распутина, по словам Вырубовой, и началась «бескровная революция», которая закончилась отречением. После этого Николай II с семьей находился под домашним арестом в Царском Селе. Слугам был предоставлен выбор: немедленно покинуть дворец или разделить судьбу господ. Немногие остались. Но Вырубова, наоборот, приехала в Царское и заняла одну из комнат дворца. Однако побыть рядом с царской семьей ей довелось только пару недель. Вскоре Анну арестовали по приказу Керенского, разлучив с царской семьей. Это была их последняя встреча. Несомненно, если б ей позволили, она бы оказалась с семьей в Екатеринбурге и разделила бы ее участь.
То, что пришлось пережить Вырубовой после первого ареста, не поддается описанию. Нужно учитывать, что Анна Александровна до этого всю жизнь прожила в комфорте и была больным человеком. С самого начала было понятно: ее ждет крайне тяжелая участь. «Полковник приказал мне сесть в мотор... и всю дорогу нагло глумился надо мной, — вспоминала она. — Было очень трудно сохранить спокойствие и хладнокровие, но я старалась не слушать. «Вам с вашим Гришкой надо бы поставить памятник, что помогли совершиться революции!» Я перекрестилась, проезжая мимо церкви. «Нечего вам креститься, — сказал он, ухмыляясь, — лучше молились бы за несчастных жертв революции...»
Вырубову бросили в одиночную камеру Трубецкого бастиона, которая и так-то не славилась удобствами. Но и этого показалось для нее много. С ее кровати унесли тюфяк, забрали подушку, отобрали образки и кольца, перед тем как уйти, один солдат ударил ее и плюнул в лицо. И такое обращение ждало ее каждый день. Поначалу смотрители издевались над ней, срывали рубашку при солдатах и говорили: «Эта женщина от разврата отупела». Рассказывали истории про «оргии», проходящие в царском дворце. Потом начались допросы.
По какой причине большевики хотели доискаться правды о взаимоотношениях Распутина с царской семьей, неизвестно. Они ведь вольны были придумывать и писать в газетах какие угодно версии. Но, вероятно, правду узнать все-таки хотелось, ведь на допросах напротив Вырубовой за столом порой сидело двадцать человек. Члены Чрезвычайной следственной комиссии по нескольку часов пытались вынудить ее на то, чтобы оклеветать государя и государыню и согласиться со всеми обвинениями, но она была тверда и говорила только о том, что знала. Ее упорно называли «любовницей Распутина» до тех пор, пока врач не установил, что она девственна. После этого к Вырубовой стали относиться более уважительно. А некоторые солдаты из караула уже давно поняли, что перед ними ангел, и совали ей кусок то хлеба, то сахара тайком от надзирателей. Один из следователей был потрясен ее манерами. После каждого многочасового допроса она говорила ему: «Благодарю вас». «За что вы меня благодарите?» — наконец спросил он Вырубову. «Поймите, какое счастье четыре часа сидеть в комнате с окном и через окно видеть зелень!..» После этого караул как бы случайно оставлял ее подольше в тюремном дворе и увеличивал время прогулок.
