Мур, которого крайне тяготила навязчивая и исступленная забота матери, стал испытывать приступы одиночества, скитаясь по писательским домам и интернатам. Писал: «Пока что я исключительно активно и интенсивно общаюсь... с самим собой. Я спорю, разговариваю, строю карточные домики и разрушаю их, морализирую — и всё это с самим собой. Я никогда еще не был так одинок. Отсутствие М.И. ощущается крайне. Я вынужден, будучи слишком рано выброшенным в открытое море жизни, заботиться о себе наподобие матери: направлять, остерегать, обучать, советовать... Это тяжело и скучно». Мур впервые почувствовал, как нужна ему сестра, писал Але в лагерь, что ее письма «дают надежду на то, что предстоят нам времена лучшие; они сохраняют воспоминание обо всех нас как о семье, как о целом; а в эти дни, про которые можно сказать подобно Гамлету: «Распалась связь времен», совершенно необходимо делать все, чтобы найти именно эту связь — и вот твои письма «восстанавливают времена» по линии простых человеческих отношений». Семья писателя Асеева, которой Марина Ивановна «завещала» сына, не была в восторге от такой чести. Мур попал в интернат Литфонда. Там хорошо кормили, всем обеспечивали, а от мобилизации на трудовой фронт ему удалось отклониться. «В сущности, это рекорд: ни разу за всё лето я не работал на земле, — хвалится в дневнике Мур. — Тогда как 99% учащейся молодежи вывихнули себе руки и поломали рёбра на жатве и на других шуточках того же типа»... В итоге он делает вывод: «Я серьезно намерен не дать себя захомутать».
В конце сентября 1941 года, когда из столицы продолжали идти потоки эвакуируемых, Мур возвращается в Москву. Столица все еще частично живет по инерции активной довоенной жизнью. Георгий посещает одни из последних спектаклей Большого, филармонии, питается в кафе и ресторанах. Деньги, оставшиеся от матери, он не экономит, тем более что ему удается получить пару ее гонораров за сделанную ранее работу. Мур спокойно наблюдает, как люди бегут из Москвы, и возмущается агитплакатами и призывами правительства. «По всей вероятности, Москва будет осаждена, если судить по тону сегодняшних газет, которые говорят о москвичах, намеренных защищать свой город во что бы то ни стало (между нами, москвичи, которые уехали, хотят уехать и ничего вовсе не хотят защищать)... Но кто же будет защищать Москву? Рабочие? Но ведь, черт возьми, их слишком мало. Ни я и никто другой ничего не понимает». Самый памятный день военной Москвы, 16 октября, когда в столице царил хаос и началось повальное бегство, Георгий тоже описывает, он впечатлен... Между тем в этот день произошло еще одно важное для него событие: был расстрелян его отец. Об этом Мур никогда не узнает.
