Долгие годы Скотт воскрешал на своих страницах старинный кодекс чести и собственной жизнью старался доказать, что архаичной романтике и благородным нравам сегодня тоже найдется место под солнцем.
Он с готовностью брал под покровительство слабых и с достоинством принимал дружбу сильных, благородно прощал поверженных врагов и презирал мелочные обиды.
И этот необыкновенный дом, полный необыкновенных вещей: ружье, хранящее тепло рук Роб Роя, шпага, помнящая прикосновение ладоней Карла I... И тенистые рощицы, поднявшиеся на месте бывших пустошей, где сэр Вальтер собственноручно каждую весну высаживал сотни молодых дубков... И бесконечные вереницы гостей, включая литературных патриархов вроде Вашингтона Ирвинга, Уильяма Вордсворта, Роберта Саути, Томаса Мура, стремившихся в Эбботсфорд к великому Скотту... Все они тоже были частью прекрасной иллюзии, которую творил сэр Вальтер из своей жизни.
Иллюзии, где он был не только отцом семейства, но и главой клана, вокруг которого кружится целый рой нуждающихся в покровительстве людей, и он как сюзерен охраняет всех, кто живет рядом... И куда его завели эти иллюзии — в долговую яму?
Повинуясь порыву, сэр Вальтер бросился к шкафу, где на полках стояли его произведения, и в каком-то безумии принялся сбрасывать их на пол.
Хватит, довольно! Настала пора очнуться! Много лет он мостил этими книгами дорогу в страну грез, сочиняя истории о том, чего не может быть на свете: о любви, над которой не властны время и невзгоды, о чести, которая дороже жизни и богатств... Пора пробудиться от иллюзий! Он предаст огню глупые фантазии вместе с книгами, вот что он сделает!
Еще не поздно отыграть все назад: объявив себя банкротом, избавиться от груза непомерных и отчасти чужих долгов, которые взвалил на себя из соображений иллюзорной чести. Ведь именно так поступают разумные люди, живущие на земле, а не в дурацких мечтах о благородных героях.
Собрав в кучу разбросанные книги, сэр Вальтер потащил их к камину: «Антикварий», «Роб Рой», «Пуритане», «Айвенго», «Квентин Дорвард»...
В 1813-м Джордж Байрон, выпустивший в свет первые песни своего «Чайльд Гарольда», потеснил Скотта с поэтического пьедестала. Но неунывающий шотландец в ответ достал из ящика старого стола рукопись, до поры до времени пылившуюся там с рыболовными крючками и лесками. На первом листе стояло название: «Уэверли». Он начал его еще в 1805 году, но друзья, которым Скотт читал первые главы, посоветовали бросить это глупое дело — время романов давно прошло. Однако жизнь заставила Скотта отринуть сомнения. Он спешно дописал роман и не слишком-то веря в успех, выпустил его, даже не поставив подписи... А наутро проснулся самым знаменитым анонимом на свете: тысяча экземпляров разошлась за два дня.
Все последующие романы Скотта выходили в свет, имея на титульном листе едва ли не самый необычный псевдоним в истории литературы: «Сочинение автора «Уэверли». И хотя вскоре многие читатели начали догадываться, чьему перу на самом деле принадлежат сочинения, доподлинно имя автора знали лишь его приятели. Но даже им Скотт не мог внятно объяснить, почему не желает предстать перед читателем во всем блеске заслуженной славы. «Таков мой вкус», — повторял он, цитируя любимого Шекспира.
Вкус! Господи, да он просто стеснялся признаться в том, какие мальчишеские грезы занимают его ум! Тысячу раз готов был согласиться с Байроном, утверждавшим, что Скотт бессовестно идеализирует шотландскую старину, но увы, ничего не мог с собой поделать.
