Неунывающий шотландец достал из ящика стола рукопись, пылившуюся там с рыболовными крючками и лесками. На первом листе стояло название: «Уэверли». Он начал его еще в 1805 году, но друзья посоветовали бросить это глупое дело — время романов давно прошло. Однако жизнь заставила Скотта отринуть сомнения. Он спешно дописал роман и не слишком-то веря в успех, выпустил его, даже не поставив подписи... А наутро проснулся самым знаменитым анонимом на свете.
Толкнув тяжелую дверь, он собирался шагнуть в дом и вдруг замер, растерянно глядя на ключ, лежавший на ладони.
Как же это вышло, что он — сэр Вальтер Скотт, баронет, пожалованный этим высоким титулом по личному повелению короля Георга IV, писатель, книгами которого зачитывается вся Европа, могущественный шериф графства Селкиркшир, перед которым трепещут браконьеры, беспомощно стоит на пороге семейного гнезда и не может спасти его от поругания?
Сильный сквозняк, наполнивший холл, остервенело гнал по полу клочья бумаги и разный сор. Какой-то хлам был свален у двери в бесформенную кучу... И собственная жизнь вдруг показалась сэру Вальтеру такой же уродливой и никчемной. Он с ужасом почувствовал, что из глаз вот-вот брызнут колючие злые слезы, а ведь он не плакал со времен далекого детства.
«Ну давай же, Уотти! Шевелись!» — младшие братья уже носились по выгону с другой стороны изгороди, а он, обливаясь слезами от досады, все елозил непослушными ногами по стертым кремнистым ступеням старого перелаза, пока старуха-нянька не обхватила его под мышки и не перетащила наконец через невысокую стенку. В его детские годы такими изгородями, сложенными из неотесанных камней, расчерчивали вдоль и поперек все шотландские поля. И перелазы через них были у местных мальчишек любимым местом для игр. Вот только Вальтер Скотт был мальчишкой не совсем обычным.
«Посмотрите-ка, мэм, да у него, похоже, ножка отнялась», — подняв из кроватки горевшего в жару малыша, няня кивнула на его правую ногу, плетью свисавшую из-под задравшейся рубашонки. Перехватив у нее сына из рук, миссис Скотт попыталась поставить ребенка. Тот в ответ болезненно скривился и захныкал, а вслед за ним заплакала и мать. Господи, неужели и этого младенца ей предстоит потерять?
Пятеро из девяти детей, рожденных супругой эдинбургского стряпчего мистера Скотта, уже покоились на кладбище. И вот теперь занемог младший, появившийся на свет в августе 1771 года. Рухнув на колени у кроватки сына, мать принялась истово молиться. К утру лихорадка унялась, но правая нога малыша все никак не хотела шевелиться.
Слова «полиомиелит» в XVIII веке не знали даже врачи, и супруги Скотт надеялись, что поразивший сына паралич со временем отступит. На семейном совете было решено отправить Вальтера для поправки здоровья на ферму Сэндиноу под Келсо, где жили его дедушка Роберт Скотт и тетушка Джэнет, сестра отца. Казалось, в этих райских местах среди кристального воздуха, изумрудных холмов и первозданных вересковых пустошей даже самые жестокие хвори должны исчезать без следа. Но увы... Родные перепробовали все: часами разминали больную ножку, мазали ее разными снадобьями, завернув малыша по пояс в овечью шкуру, заставляли Уотти ползать за дедушкиными часами, призывно качавшимися перед его носом на цепочке. Возили мальчика и в Келсо на электрические процедуры, и в Бат на воды. Однако Уотти так и остался хромым.
...Опомнившись, сэр Вальтер утер глаза рукавом сюртука. Не хватало еще, чтобы кто-то увидел его слезы. И так тошно от соболезнований, которыми его осыпают. Нет уж, сам жалеть себя он точно не станет. Стоит только начать, и не заметишь, как пойдешь ко дну. Если хочешь выплыть, встречай налетающий шквал, сцепив зубы. Эту истину он крепко усвоил с детства.
