Не раз приходилось слышать: «Лаврова была такой красавицей, такой талантливой актрисой, а личная жизнь не сложилась». О последнем я бы поспорила. Таня любила и была любима мужчинами, о которых другие могли только грезить. Андрей Вознесенский посвятил ей одно из своих лучших стихотворений «Ты меня на рассвете разбудишь», совершал ради нее сумасшедшие романтические поступки. Однажды завалил номер в нью-йоркской гостинице апельсинами. Таня вошла и увидела, что весь пол устлан оранжевыми плодами, а между ними — горящие свечи. Он описал эту историю в рассказе «Апельсины, апельсины...», речь в нем идет о европейке, фотографе, но на самом деле имеется в виду Татьяна.
Я человек не склонный к мистике, но должна признать: Лаврова, вероятно, обладала экстрасенсорными способностями. Случай, который это подтверждает, рассказывал Вознесенский: «Собирался в Америку без Татьяны. И она очень обиделась. Перед отъездом поехал в Крым к своему другу Ткаченко. Тогда легко бегал по горам, и вдруг кто-то меня будто в спину толкнул! Я увидел взгляд этой женщины. Упал и сломал ключицу. А дальше она позвонила Ткаченко и говорит: «Саша, ты знаешь, что-то случилось с Андреем. И это я сделала!» Вот такая сильная у нее ненависть была! Потом она все-таки приехала ко мне. Я ее простил». Андрей не прав в одном: не ненависть двигала Татьяной, а тоска. Почувствовав, что с ним что-то случилось, она безумно испугалась. И очень переживала, что ее страстное желание быть рядом обернулось для Андрея травмой.
Другой мистической истории уже я сама была свидетелем. Утром третьего марта 1981 года мне позвонила Лаврова:
— Галя, Даль умер. Я только что узнала... А ночью он мне приснился, представляешь? Задумчивый, грустный и почему-то с бородой. Почему с бородой, Галь? Он же никогда ее не носил.
Понимая, что подруга находится на грани нервного срыва, позвала ее к себе:
— Приезжай, побудешь у меня несколько дней, а когда Олега привезут в Москву, вместе пойдем прощаться.
Хоронили Даля седьмого марта. В гробу он лежал с бородой. Как потом выяснилось: пришлось отрастить для роли, в которой Олег не успел сняться.
— Таня, ты видишь? — потрясенно прошептала я. — Борода...
Лаврова произнесла еле слышно:
— Во сне он приходил ко мне попрощаться.
Получается, глубокая душевная связь между ними существовала до самой последней минуты.
Ольга Никулина, переводчик, писатель
Картинка из нашей беззаботной юности: Коктебель, лето 1958 года. Мы с мужем поселились в хибарке на краю поселка, недалеко от Лягушачьей бухты. В полусотне метров стоял большой мангал, к которому каждый вечер подтягивалась отдыхавшая в Доме творчества молодежь. Однажды кто-то из московских приятелей привел Таню. Ею невозможно было не залюбоваться: роскошные волосы, огромные карие глаза, кожа от легкого загара цвета меда. Когда улыбалась, зубы сверкали словно жемчуг. Живое выразительное лицо мгновенно выдавало любую эмоцию — сразу было видно, кто ей приглянулся, а кто нет. Лаврову нисколько не портили ни ломкий как у подростка голос, ни мальчишеская пластика. Она и ходила как ребенок: легко, быстро, чуть загребая одной ногой.
Вернувшись в Москву, мы часто собирались коктебельской компанией, а потом всех закрутили работа, семейные проблемы. Встречались только на днях рождения или по большим праздникам. Слава, которая свалилась на двадцатитрехлетнюю Лаврову после выхода «Девяти дней...», совсем ее не изменила — во всяком случае, друзья этого не ощущали.
