— Наталья Дмитриевна, может, мне окончить училище?
— Не надо, не теряйте время.
И я, не окончив Гнесинку, поступаю в Московскую консерваторию, и не к кому-нибудь, а в класс к Ирине Константиновне Архиповой. И в этом тоже усматриваю перст судьбы. Даже учась в Гнесинке, я продолжала частным образом брать уроки вокала, занималась с педагогом Надеждой Малышевой-Виноградовой. Надежда Матвеевна была легендарнейшей личностью — концертмейстером в классе Умберто Мазетти, педагогом-концертмейстером оперной студии Станиславского, аккомпанировала самому Федору Шаляпину. С учениками она занималась по методике маэстро Мазетти — выдающегося представителя старой итальянской школы, одной из лучших в мире.
Так вот, Ирина Константиновна Архипова была первой ученицей Малышевой, а я стала последней. Когда пришла к Надежде Матвеевне в дом, ей было восемьдесят, умерла она в девяносто два года.
Студентами мы часто ходили заниматься к Ирине Константиновне домой. С супругом Владиславом Ивановичем Пьявко они жили в доме артистов Большого театра на улице Неждановой, сейчас это Брюсов переулок. Занимались в спальне, где стоял огромный рояль, придвинутый прямо к окну. Концертмейстеры всегда сидели за инструментом в платках — из окна им дуло в спину. При этом в комнате жара стояла невероятная: исполнители страдали от духоты, а аккомпаниаторы уходили с радикулитом.
Владислав Пьявко — очень темпераментный артист и человек. Если у нас что-то не получалось, он иногда не выдерживал фальши и врывался в комнату со словами:
— Ира, как ты можешь слушать этот ужас?! — и уже обращаясь к нам, студентам: —Ты как поешь?! Ну-ка, открой варежку, дай звук!
— Владик, перестань, уйди. Вот будешь сам преподавать, тогда и поговорим, — гасила педагогический азарт мужа Ирина Константиновна.
Как-то на третьем курсе нас предупредили: «Наверное, ваши именитые педагоги будут уходить, поскольку считают, что слишком много времени отдают студентам. А ведь они еще действующие артисты — заняты в репертуаре театров и много гастролируют». Ушли Ирина Архипова, Владимир Атлантов, Тамара Милашкина, на кафедре остались Елена Образцова и Евгений Нестеренко. Я оказалась без педагога. Елена Васильевна, которая слышала меня, сказала: «Я эту девочку возьму». Прихожу к Образцовой на урок, слушаю, как она занимается, — говорит очень дельные вещи. Затем делится при мне с другой ученицей ближайшими планами: «Пока я в Москве, проведу три урока, потом уеду, у меня двухмесячные гастроли в Европе, будете заниматься с концертмейстером». Я робко, но откровенно сказала Елене Васильевне:
— Для меня огромная честь, что предложили стать вашей студенткой, но... Когда вы сами учились, педагог оставлял вас на два месяца?
Она удивленно вскинула брови:
— Конечно нет.
— Вот и мне еще столькому нужно научиться, необходимо регулярно заниматься и с педагогом, и с концертмейстером.
— Понимаю, — ответила Образцова, — ты права. Люблю честных людей. Работать надо как лошадь, если хочешь добиться результата.
Я знала, какого педагога ищу, и когда попала в класс к Елене Ивановне Шумиловой, поняла: вот оно! Совершенно никакого противоречия со школой Надежды Матвеевны Малышевой и Ирины Константиновны Архиповой, поскольку Шумилова как педагог тоже придерживалась старой итальянской школы. С Еленой Ивановной я серьезно и много работала — к пятому курсу добилась больших успехов. В оперной студии консерватории успела спеть немало партий, например Керубино, Сюзанну, затем графиню в «Свадьбе Фигаро», Иоланту, пушкинскую Татьяну и в качестве дипломного спектакля — «Человеческий голос» Пуленка. Вдруг в консерваторию возвращается Архипова и говорит:
— Из своего прежнего класса хочу взять Казарновскую.
Я тогда сказала:
— Ирина Константиновна, мне неловко. У меня сложились замечательные отношения с Еленой Ивановной. Она со мной работала на честь и на совесть, несмотря на то что я пришла в класс, когда у нее был переизбыток учеников. Она тратила на меня свое личное время, отдавала мне душу, я не могу ее подвести.
