Игорь Петрович был большим поклонником женской красоты, и желавшие пробиться на питерскую сцену провинциальные актрисы передавали из уст в уста рекомендацию: «С Владимировым понятно — при наличии хорошей фигуры лучше всего заводить знакомство на пляже». Логика в этом была, потому что новенькие в труппе часто появлялись вскоре после возвращения худрука с отдыха на Черноморском побережье. Поначалу Игорь Петрович давал фавориткам роли, которые те зачастую проваливали, а потом благополучно о них забывал — тетеньки годами висели на театре балластом. При каких обстоятельствах в труппе оказалась Инесса Перелыгина, ставшая впоследствии женой мэтра, не знаю — наверное, все-таки показывалась. Помню, Владимиров хвастался труппе: «Смотрите, у меня теперь есть своя Софи Лорен!» Как бы то ни было, но именно жена ухаживала за Игорем Петровичем до последнего дня, а Алиса Фрейндлих на похоронах бывшего мужа сказала: «Вы, Инесса, святая».
Сейчас нет-нет да и проскользнет информация, что один актер из-за конфликта с Владимировым спился, другой из-за его жестокосердия бросил профессию, бомжевал и умер в подворотне. Не мне судить, что было, а чего не было, но при любом раскладе Игорь Петрович остается глыбой — и в человеческом, и в профессиональном плане.
Когда пришла к нему в театр, очень забавляли тетушки из подсобных цехов, объявлявшие с придыханием:
— За этим столиком гримировалась сама Алиса Фрейндлих!
Я морщила лоб, будто пытаясь вспомнить, о ком речь, и выдавала:
— А кто это?
В другой раз на благоговейное:
— В этом платье Алиса Бруновна выходила на сцену! — равнодушно пожала плечами:
— Ну и что?
Видели бы вы лица гримерш и костюмерш — они едва не падали в обморок. А я так протестовала против местечковости, которую не перевариваю.
Когда о моих выходках докладывали Владимирову, он только посмеивался. Конечно, за десять лет совместной работы мы и спорили, и ругались, но исключительно на творческой почве, и быстро мирились. Иногда Шеф — так звали худрука в театре — принимался меня воспитывать: «Основина, опять на тебя жалуются — послала на три буквы. Я понимаю, таких людей хочется послать, но делай это как-то повежливее, говори «Пошел ты», но добавляй «пожалуйста».
Благодаря Игорю Петровичу у меня впервые появилось собственное жилье. В Смольном, где двери всех кабинетов открывал ногой, он выхлопотал комнату в старинном доме на Загородном проспекте — с высокими потолками и настоящим камином. В этих «апартаментах» в гостях у меня побывали едва ли не все известные питерские музыканты, художники, поэты.
На втором или третьем году службы в Театре Ленсовета предложили принять участие в ежегодном актерском конкурсе «Петербургский ангажемент». Играла Хлестакова, который в финале превращался в Городничего. В жюри сидели Владимиров, Мишулин, Догилева, Волкова.
Боковым зрением следила за реакцией Шефа — он смотрел с детским восторгом и хохотал до слез. А на подведении итогов сказал: «Вот тут один актер здорово жонглировал тарелками, но ему, наверное, лучше выступать в цирке, не в драме. — Последовала долгая театральная пауза, после которой мэтр продолжил: — А теперь скажу страшное. Основина — самая талантливая из всех, кого мы сегодня видели. Если бы ее Хлестаков еще и жонглировал тарелками, это было бы гениально». Как я, получив такую оценку от Владимирова и взяв первое место на конкурсе, не умерла от счастья, одному богу известно.
О том, как актерская братия выживала в девяностые, сказано немало: кто-то «варил» джинсы, кто-то торговал кухонными фартуками у метро, кто-то перегонял из бывших стран соцлагеря автомобильную рухлядь. Я долго держалась на плаву благодаря кино. На «Ленфильме» в ту пору снимал только Алексей Герман — в его фильме «Хрусталев, машину!» мне досталась эпизодическая роль медсестры Сталина. Там же, по сути, дебютировали Хабенский и Трухин: Костя изображал музыканта с бенгальскими огнями, а Миша — дирижера. Герман снимал и монтировал картину почти десять лет, на экраны она вышла только в 1998-м.
После съемок в «Хрусталеве» была работа с иностранными режиссерами, которые ехали в Россию за мизерной арендой павильонов и почти бесплатной рабочей силой — трудиться за гроши соглашались и актеры, и декораторы, и осветители. В российско-французской ленте «Дебюсси, или Мадемуазель Шу-Шу» я сыграла Жоржетту Леблан — оперную певицу, актрису и писательницу, в англо-американской экранизации «Анны Карениной» — кормилицу дочки героини (ее играла Софи Марсо) и Вронского (Шона Бина).
