Вечером того же дня — звонок от завтруппой, с ходу заголосившей как на похоронах:
— Ира, я должна тебе это сказать, иначе меня уволят! Меня уволят, понимаешь?! Меня уволят!
— Ну говори наконец.
— Бутусов сказал: «Передай Основиной, что у нее нет перспектив. Пусть уходит».
— Та-а-а-к... А у него, значит, есть перспективы? Передай: увольняться не буду.
Сразу после назначения на пост главрежа Бутусов начал снимать с репертуара спектакли Владимирова и Пази, а их место заняли новаторские постановки, где актеры бегали голыми по сцене, ломали о головы кирпичи, посыпали себя мукой. Долой сложный грим! Продвинутый зритель должен понять, что убеленный мучными сединами герой — старик.
Никакого желания принимать участие в этом бедламе у меня не было, но я жила надеждой: публика быстро устанет от «смелых новаций» и захочет возвращения прежнего театра. Поэтому не увольнялась, а периодически писала заявления на отпуск за свой счет. Потом поступило указание перевестись на полставки. Сделала как велено, думая: уж из-за таких-то грошей дергать не будут. Как же! Завтруппой и директор театра звонили почти ежедневно:
— Бутусов сказал — не хочешь увольняться, вводись в массовку.
— А если не стану? Если скажу, что считаю ниже своего достоинства стоять у третьей кулисы после того, как сыграла главные роли на этой сцене?
— Тогда уволим по статье.
Когда сказала, что хочу встретиться с главным режиссером, поговорить в открытую, директор воспротивился: «Не нужно тебе с ним разговаривать! Добром это не кончится...»
Ну да, будто без разговора именно им все и закончилось... Меня чморили по полной программе, и никто из коллег, кроме замечательной актрисы Ирины Ракшиной, не поддержал, хотя знали, что в это время — речь идет о 2016 годе — болезнь Сережи перешла в последнюю стадию. Расходы были огромными, я стала залезать в долги...
До сих пор проходя мимо Театра Ленсовета, отворачиваюсь — так глубока нанесенная травма. Когда спрашивают:
— Ира, а тебе сцена не снится? — отвечаю:
— Кошмары мне не снятся. Сплю хорошо.
— Что стало последней каплей — после чего вы решили расстаться с театром, в котором прослужили четверть века?
— Никакое особенное событие уходу не предшествовало. После очередного звонка директора, по традиции требовавшего, чтобы я уволилась, Сергей сказал: «Все, пиши заявление — и уходи! Сколько можно над тобой издеваться?»
Чтобы хоть как-то держаться на плаву, работала администратором ночного клуба и контролером в кинотеатре. Когда ловила недоуменные взгляды: дескать, она же артистка и что здесь делает? — опускала низко голову или прикрывалась рукой.
Настоящим спасением стало приглашение в сериал «Склифосовский», и не только в материальном плане. Сложившаяся в первых четырех сезонах команда приняла меня очень тепло — как свою. На площадке отдыхала душой и в то же время постоянно думала о Сереже: как он там без меня? Вырывалась на два дня в Питер, ухаживала за ним, старалась впрок наготовить вкусненького.
Первого ноября 2017 года Сережи не стало. Отвезла его в эстонский город Силламяэ, похоронила рядом с мамой. Когда немного отошла от утраты, подсчитала сумму, которую должна, — и ужаснулась. Чтобы вернуть людям деньги, готова была сниматься хоть в три смены, но кастинг-директора, звонившие в первые дни после Сережиной смерти и обещавшие завалить работой, куда-то испарились. Знала, в Питере снимается много фильмов и сериалов, но меня туда не звали. Могла бы сойти с ума от безысходности, если бы не поддержка хороших людей. Бесконечно благодарна давней подруге — питерскому режиссеру Галле Капицкой, агенту Сережи Наташе Титовой — сейчас она известный кастинг-директор, сотруднице Российского авторского общества Елене Матвеевой и, конечно, команде «Склифосовского» за поддержку — и материальную, и моральную. До конца жизни буду молиться за Ларису Комарову, продюсера кинокомпании «Русское», которая поддерживает на протяжении многих лет. За нее и ее близких. Она мой ангел-хранитель. Всем этим хорошим людям обязательно воздастся...
