Вдруг в столовую вошла легендарная актриса Малого театра — величественная Вера Николаевна Пашенная: «Катюша, как я рада, что вы здесь! Как я вас люблю». Коля так растерялся, так опешил, что потихоньку стал сползать со стула под стол! На следующий год мы приехали с Катей в Щелыково вместе, тогда и я познакомился с Колей...
— Можно было тогда предположить, что этот бойкий паренек станет известным артистом?
— Вообще, я считаю, что Колю сделало артистом именно Щелыково, его великие обитатели. Он впитал весь этот артистический духовный мир, традиции и раскрепощенность, необходимую большим артистам на сцене. Кстати, играть на гитаре он тоже начал в Щелыкове. Но то, что станет таким музыкальным, поющим артистом, конечно, я не мог тогда представить...
Между прочим, моя работа над «Юноной...» началась с того, что Коля просто уговорил меня прийти на ее репетицию в театр: «Мы репетируем, но что-то застопорились, посмотри — что к чему...» Я посмотрел, стало интересно. На меня так подействовала музыка Рыбникова и герои Вознесенского в исполнении молодых, талантливых, жаждущих творческой работы актеров!
— Владимир Викторович, какие свои постановки особенно любите?
— Постановки — они как дети, все любимые. Да их все и не перечислишь. И классические «Щелкунчик», «Дон Кихот», «Жизель», «Лебединое озеро», и оригинальные «Ромео и Джульетта», «Анюта», «Икар», «Фрагменты одной биографии», «Эти чарующие звуки...», «Дом у дороги», «Блуждающие звезды». И оперы «Травиата» и «О Моцарт! Моцарт...». «Макбет» очень дорог, это единственный раз, когда с самого начала работал с композитором — Кириллом Молчановым. Больше такого не случилось. Из последних работ — Месса си минор Баха, о которой столько лет мечтал и которая воплотилась на сцене Татарского оперного театра.
— Наверное, ведь и неудачи были?
— Сейчас мне кажется, что во всем, что мною сделано раньше, даже в самых удачных работах, были куски, которые теперь бы поменял. Ни за один свой спектакль я не получил столько критики, как за «Лебединое озеро». Упрекали, что посягнул «на святая святых» — Черного Лебедя. Но и тогда, и по сей день считаю и первый, и последний акты там своей удачей.
— Есть спектакли, которые хотели поставить, но по каким-то причинам планы осуществить не удалось?
— Много лет мечтал, но так и не создал с композитором Кривицким балеты «Шагреневая кожа» и «Пышка». В первом не срослось еще на стадии либретто. А «Пышка»... до сих пор мечтаю осуществить ее.
Вообще, в работе музыка всегда была для меня основополагающей в создании образов. Если она не нравится, ничего создать не получится. И пусть в голове будет множество находок, но до тех пор, пока не «увижу» музыку явственно, не начинаю работать.
Еще всегда хотел поставить оперу «Кармен». Но пока это тоже остается в мечтах.
— В1995-м вас назначили директором Большого театра. Неужели не могли «воспользоваться служебным положением»?
Я пришел в Большой в трудное для него время: нужно было прежде всего объединить все цеха в общей работе. Желания заполнять своими спектаклями репертуар Большого у меня никогда не было. Я хотел приглашать больше режиссеров со стороны. Думал, это просто, ведь у меня столько добрых друзей. Попрошу — и они сразу примчатся, помогут, поставят! Да, казна Большого тогда была пуста, но я был уверен, что искусство превыше всего! Ведь когда меня приглашали танцевать или ставить, я никогда не интересовался гонораром. Важно было, над чем предстоит работать, что за проект.
