— Хотите здесь учиться?
— Конечно хочу.
— Тогда завтра в двенадцать жду вас на этом месте.
Явился ровно в полдень, мы сели в его машину и долго пробирались куда-то по пробкам. В итоге Леонтьев привез меня в больницу. Я ничего не понимал, занервничал: что вообще происходит? Авангард Николаевич позвал в палату. Там на койке сидел Табаков и смачно закусывал. Леонтьев меня представил, Олег Павлович попросил что-нибудь почитать. Так решилась моя судьба — я стал студентом Школы-студии.
— Но после ее окончания вы не пошли в МХТ.
— Не позвали. Замечательный режиссер Леонид Хейфец пригласил в Театр Российской армии. Я начал репетировать «Грозу» с Анной Каменковой и Ниной Сазоновой.
Станиславский предлагал актеру идти от содержания к форме, но сегодня время поменялось: можно выстраивать роль от формы к содержанию. Содержание и боль человека мне подсказывает форма. А еще помогают три орудия артиста: чутье, интуиция, инстинкт.
В этом смысле оказался ближе спектакль «Мнимый больной» в Театре Ермоловой, в котором играл с Сергеем Дрейденом. А «Гроза» так и не состоялась.
Я репетировал в трех проектах по Островскому — ни один не вышел, и, кажется, знаю почему... «Вишневый сад» снимали в Щелыкове, усадьбе писателя. В сцене отъезда Раневской, когда сад уже продан, я в роли лакея Яши должен был вынести на подносе фужеры с шампанским. Нам разрешили воспользоваться в кадре подлинными бокалами, принадлежавшими Островскому. И вдруг я оступаюсь, поднос выпадает из рук, фужеры летят на пол и разбиваются. Вот почему у меня не складывается с Островским, Александр Николаевич не может меня простить.
Мне нравилась моя профессия, но жизнь из нее вытеснила. В какой-то горемычный момент мы не понадобились друг другу и расстались. Появились семья, дети, ответственность. А зарплата в театре равнялась пятидесяти долларам. Пришлось думать о том, как зарабатывать деньги. Но как говорил Олег Павлович: «Профессия ревнива, не прощает измены». На пятнадцать лет я из нее выпал. Чем занимался? Не скажу, не пришло время. Хотя судьба моя сделала вираж, достойный отдельной книги.
— Насколько трудно далось решение оставить профессию?
— Поскольку во мне сильно спортивное начало, посчитал, что тренировался, готовился к турниру, но проиграл. Это больно... Человек в боли рождается, иногда живет и в конце концов к ней просто привыкает. Но делиться переживаниями не считаю нужным, парни не плачут. Правда, пятнадцать лет обходил стороной Художественный театр и другие места, где мог встретить бывших коллег.
В глазах отца видел сожаление от того, что сын не стал артистом. Успокаивал себя: не всем же выходить на сцену и сниматься в кино, кто-то должен работать инженером или строителем. А потом папа тяжело заболел. Вероятно, это и подтолкнуло в сорок лет вернуться в профессию.
Отец успел увидеть меня на экране, порадоваться за сына. Мама за меня молилась. Двадцать лет назад она, сильная, волевая женщина, приняла решение отказаться от мирской жизни и ушла в монастырь, стала послушницей. Кто знает, может я жив, потому что мама за меня молится.
Вот уже одиннадцать лет занимаюсь актерской профессией, правда до конца в ней не разобрался, постоянно сомневаюсь, спрашиваю себя: не ошибся ли? Очень часто не ставлю себе за роль пятерку.
