На втором этаже Николай распорядился поставить для жены мраморную ванну с медным английским смесителем. Воду нагревали в соседней комнате в специально сконструированной печке. Не забыл заботливый супруг и о туалетном столике с милыми женскими безделушками — пудреницами, несессерами, склянками с духами. Неподалеку от опочивальни Лоттхен расположилась библиотека с книгами на английском, немецком, итальянском и русском языках.
— Как тебе понравился дом? — поинтересовался Николай Павлович.
— Маленький, милый, уютный и очень удобный, — восторженно воскликнула жена. — О, Никс, это будет наш, и только наш мир!
— А чтобы нам не мешали, прикажу выставить у ворот караул, и мы будем пускать сюда только самых близких.
Коттедж стал именоваться «Собственной Ее Величества дачей», а парк вокруг него — Александрией.
Каждый день Николай вставал в шесть утра, умывался холодной водой и отправлялся на прогулку по парку с верным пуделем Гусаром. Доходил вдоль берега до Монплезира, где пил минеральную воду из источника. Возвратившись в Коттедж, вместе с пейзажным архитектором Петром Эрлером осматривал новые ландшафты — любовь к изящному садоводству ему привила мать, императрица Мария Федоровна. Ровно в девять он был уже в своем рабочем кабинете в Большом Петергофском дворце.
Александру Федоровну нередко можно было видеть на лужайках и в тенистых аллеях парка с мольбертом. Императрица была неплохой художницей, о чем свидетельствуют альбомы с ее рисунками карандашом и пером, а также акварели с петергофскими пейзажами.
Обеды в Александрии, на которые кроме детей и родственников приглашались друзья, устраивали не только в столовой, но и, если позволяла погода, на террасах, балконах, в саду. Затем верхом или в коляске объезжали окрестности. По желанию жены Николай Павлович превратил пустынную местность вокруг Петергофа в обширные пейзажные парки, застроенные причудливыми садовыми павильонами.
Летние вечера обычно проводили за музыкой, чтением и отгадыванием шарад. Изредка в Александрии устраивали «собрания», на которые съезжалось до пятидесяти персон. Танцевали, пели и играли на флигель-фортепиано, скрипке и виолончели. Фуршетный ужин сервировался в разных комнатах, иногда и в кабинете хозяйки. «Императрица всегда любезная, веселая, умеет прогнать стеснение и сделать так, что всякий в отдельности чувствовал себя хорошо, — говорил один из гостей. — Двор в Петергофе настоящий семейный круг, где каждый ощущает себя как дома...»
