Действительно, несмотря на присутствие фаворитки, в «петергофском раю» ничего не изменилось и семья по-прежнему занимала главное место в жизни императора. Он боготворил свою Шарлотту, долго сохранявшую хрупкую красоту и изящество. Самая большая радость отца, по свидетельству дочери Александры, состояла в том, чтобы постоянно «делать удовольствие Мама?». Он устраивал для нее бесчисленные празднества и балы, до которых она была большой охотницей, пышно отмечал дни ее рождения.
Дочь Ольга добавляла: «Папа любил видеть ее нарядно одетой и заботился даже о мелочах ее туалета». Подарки жене Николай приобретал у Сихлера на Большой Морской, в «Английском магазине» Пикерсгиля и на углу Невского проспекта и той же Большой Морской. Здесь император как особо ценный клиент пользовался пятипроцентной скидкой. Правда, за зонтики, веера, шелковые чулки, «разные платья для ее величества» сам не рассчитывался, поскольку приходил, как правило, без кошелька. Покупки вписывали в счет, который оплачивал потом камердинер из «гардеробной суммы».
Зимы его болезненная Лоттхен проводила в Неаполе, Ницце, бельгийском городке Спа, где лечилась сывороткой и минеральными водами. Супруг не любил расставаться с женой. «Папа мрачнел, когда узнавал, что мама нужно ехать на лечение», — замечала Ольга. Летом 1845 года самочувствие Александры Федоровны сильно ухудшилось. Врачи подозревали чахотку и рекомендовали сменить климат. Более всего подходил юг Италии. Император отправился туда вместе с женой.
Двадцать третьего октября русские корабли «Камчатка» и «Бессарабия» с августейшими пассажирами на борту причалили в сицилийской гавани Палермо. Сохраняя инкогнито, Николай арендовал виллу, провел там больше месяца и убедившись, что Лоттхен пошла на поправку, отбыл в Россию. В конце декабря он писал дочери, на попечении которой оставил Александру: «Благодарю тебя, милая Олли, за доброе письмо. Вообразить не можешь, с каким счастьем я читал уверение, что нашей доброй Мама лучше и что силы ее приметно поправляются».