Известие о помолвке принцессы с безродным русским эмигрантом произвело в Европе эффект разорвавшейся бомбы. Экс-кайзер срочно вызвал Викторию. Кричал, что она превращает себя в посмешище и позорит древний род Гогенцоллернов. Но сестра, потерявшая голову от любви, была непреклонна.
Шестого ноября 1929 года в муниципальную клинику Бонна карета скорой помощи доставила из пригорода пациентку лет шестидесяти в жестокой лихорадке и с помутненным сознанием. Доктору Шульце ее лицо показалось смутно знакомым.
— Это ваша подруга? — спросил Шульце заплаканную женщину, сопровождавшую больную.
— Что вы, это моя госпожа!
Врач удивленно поднял брови, а затем строго поинтересовался:
— У вашей госпожи развилось воспаление легких. Что же так долго тянули?
— Она не велела звать врачей! Я не смела ослушаться, ведь моя госпожа — принцесса! Она такая властная, и если что-то не по ней...
В кабинет вбежала перепуганная сестра: «Вам звонит кайзер Вильгельм II, интересуется самочувствием своей сестры. Еще звонила ландграфиня Гессенская с тем же вопросом». Доктор распорядился, чтобы к пациентке никого не пускали, а сам поспешил к аппарату — сообщить последнему императору Германии, пребывающему после отречения в 1918 году в изгнании в Нидерландах, о крайне тяжелом состоянии пожилой дамы. Теперь он узнал ее, поскольку видел не раз на газетных и журнальных страницах. В палате муниципальной лечебницы боролась со смертью Фридерика Амалия Вильгельмина Виктория Прусская, принцесса из дома Гогенцоллернов и внучка английской королевы Виктории.
