
Надо отметить, что приобретенная интеллигентность не мешала отцу устраивать совершенно хулиганские розыгрыши. В спектаклях Театра Революции он играл много мелких ролей — случалось, по три-четыре в одной постановке. И тут очень важным становилось умение быстро переменить костюм. Однажды вбегает за кулисы, сбрасывает одежду, облачается в прикид очередного героя, сует ноги в башмаки — и не может сделать ни шагу: обувь кто-то приколотил гвоздями к полу. Отодрал ботинки с кусками подошв — и бегом на сцену. После занавеса, проведя расследование, выяснил, кто над ним подшутил. Папа называл имя коллеги, им оказался кто-то из известных актеров, но я не запомнила. Отмщение Иван Петрович измыслил иезуитское: выпросил у гримеров огромную бороду и пришил ее к ширинке обидчика. Тот вылетает за кулисы, переодевается и обнаруживает, что на причинном месте торчит огненно-рыжая мочалка. Пытается засунуть ее в штаны — никак. Уже давно пора на сцену, партнеры произносят диалог по второму кругу, а затолкать бороду все не получается — пришита снаружи. Кое-как, прикрываясь руками и полами камзола, коллега сцену отыграл. И разборок папе не устраивал, поскольку все было по-честному: счет «один — один».
Алексей: Дед и к бабуле долгое время на «вы» обращался, только через год после знакомства на «ты» перешел. А встретились они на «смотринах», которые устроила недавно созданная киностудия «Союздетфильм». Пробоваться в актерскую труппу одновременно с дедом пришли две молоденькие артисточки — черненькая и беленькая. Сначала дедуля приударил за блондинкой, но быстро переметнулся к брюнетке, на которой потом и женился. Впрочем, красавица далеко не сразу ответила согласием.
«Я хитрую тактику выбрал, — лукаво улыбаясь, рассказывал Иван Петрович. — На каждом свидании твердил: «Ниночка, если стану звать вас замуж,— не выходите. Я плохой: бабник, пьяница, матерщинник». И однажды услышал в ответ: «Да врете все! Вы — хороший...» Помогла коварная тактика! Вскоре мы стали жить вместе, не расписываясь. А когда в начале июля 1941-го киностудию решили эвакуировать (сначала предполагалось, что в Уфу, но потом был выбран Сталинабад), я сказал, что еду с женой. Шестого июля зарегистрировались в ЗАГСе и уже семьей отправились в Таджикистан».
Думаю, существовало еще одно обстоятельство, которое заставило бабушку «сдать рубежи». Как-то Ваня Рыжов пригласил свою возлюбленную в гости и стал потчевать колбасой, которую, предварительно порезав толстыми кусками, сварил в кастрюльке. Попробовав нехитрое угощение, гостья восхитилась: «Так вы и готовить умеете?! Никогда не ела такой вкусной колбасы!»
По словам бабушки, в Сталинабаде жилось очень голодно. От недоедания у нее постоянно болел живот, порой так сильно, что шагу не могла ступить. Тогда дед брал ее на руки и нес домой. Вообще у них были удивительные отношения: никогда не слышал, чтобы ругались. Если и подкалывали друг друга, то по-доброму, с юмором... В их квартире белье сушили на протянутой под кухонным потолком леске. Дед по обыкновению занимался несколькими делами сразу: стирал, жарил обвалянную в муке печенку, проверял, высохла ли футболка. Слышу бабушкин голос: