На встречах со зрителями Иван Рыжов шутил: «Мое амплуа — старик. Молодым вы меня никогда не видели. Но я, товарищи, был молодым — точно помню, даю вам слово!»
Татьяна: До пятидесяти лет папу снимали редко — как говорил он сам, из-за «невнятной наружности». А на шестом десятке, когда голова стала седой, а лицо прорезали морщины, предложения от режиссеров посыпались одно за другим. И теперь он играл уже не эпизодических персонажей без слов, это были полноценные, блистательно исполненные роли в прекрасных фильмах — «Тени исчезают в полдень», «Сказ о том, как царь Петр арапа женил», «Цыган», «Возвращение Будулая», «Позови меня в даль светлую», «Печки-лавочки», «Калина красная»...
Артистом папа стал благодаря чуду, иначе не скажешь. Он из деревни Зеленая Слобода (сегодня это Раменский район Подмосковья). Был последним, тринадцатым ребенком в большой крестьянской семье. Отец Петр Гаврилович умер в 1915-м, когда Ванечке едва исполнилось два года, и с той поры всем управляла мать — женщина суровая и властная. Благодаря Татьяне Ивановне хозяйство не только не развалилось, но даже окрепло. А в середине двадцатых годов у Рыжовых все отобрали: дом, скотину, одежду, посуду... Они никогда не держали батраков, сами трудились до седьмого пота, однако семью причислили к кулакам — за крытый железом (неслыханная роскошь!) дом-пятистенок, в котором после конфискации устроили клуб. Спустя год или два избу вернули — один из старших братьев папы вступил в Красную армию, а семьи бойцов раскулачиванию не подлежали. Отдали назад одну корову и лошадь Дамку — другая скотина осталась на колхозном дворе, про вещи и посуду велели забыть. Папа рассказывал: «Стою у забора и вижу — по улице идет жена председателя колхоза в юбке моей сестры».
То, что крестьянский сын Иван Рыжов «попал в артисты», пожалуй, можно считать чудом номер два, а чудо номер один — что он вообще выжил. Мальчишкой папа заболел дифтеритом, несколько дней пролежал без сознания, дышал еле-еле, с жутким присвистом. В какой-то момент пришел в себя и увидел мать и сестру, которые, стоя на коленях перед образами, просили: «Господи, забери его! Избавь от страданий отрока Иоанна!»
«Я как это услышал, стал про себя молиться: «Господи, не забирай меня! Пожалуйста, миленький... Я жить хочу», — рассказывал папа. — Дошла до Бога моя молитва — начал потихоньку выздоравливать. Сердца на мать и сестру за то, что просили Господа меня прибрать, не держал — они же как рассуждали: «Если мальчонка обречен, так пусть не мучается...»
И все же одну жестокую обиду Татьяна Ивановна сыну нанесла. Как-то зимой женщины собрались в избе Рыжовых — каждая со своим рукоделием. За работой вели обычные бабьи разговоры:
— Я своего Митьку так тяжело рожала, чуть не померла!
— А я свою Ольку никак выродить не могла — сутки криком кричала!
И тут сидевший на печке Ваня слышит голос матери:
— А я своего Ванюшку родила — как пос...ть сходила!
Непонятно, что его тогда больше задело — интонация, с которой Татьяна Ивановна произнесла реплику, или смех товарок, но этот эпизод отец всегда вспоминал с горечью и обидой.
