Я жила в небольшом уютном домике, купленном в ипотеку, в чудесном поселке, у которого был только один недостаток — он находился в шестидесяти трех километрах от МКАД.
Когда Тигран приехал в первый раз, он спросил, почему у меня нет штор. Ответила: «Потому что на такие, какие хочу, пока не накопила». Кеосаян был потрясен. В его представлении у руководителя крупнейшего международного СМИ не могло быть таких проблем. Вот в этот домик без штор он и переехал ко мне жить.
«Зачем ты говоришь, что живешь под Москвой? Ты живешь под Волоколамском!» — шутил Тигран, пробираясь в мою дыру на своем роскошном Maserati.
Особняк в Барвихе он, разумеется, оставил Алене и их общим детям. Уже перебравшись ко мне, каждое утро заезжал туда перед работой, чтобы позавтракать с младшей дочкой Ксюшей, и только потом отправлялся на «Мосфильм». Я это категорически поддерживала. Даже настаивала, если он уставал и хотел подольше поспать.
Тигран перестал каждое утро ездить в Барвиху, только когда у Алены появился новый гражданский муж, Саша. Чтобы не создавать неловкости. Ну представьте, тот просыпается, выходит на кухню, а за столом — Аленин бывший муж. Ксюша проводит у нас выходные, она дружит с моими детьми, и мы все это поощряем.
В Краснодаре моей юности на стене нашего маленького Арбата были нацарапаны строки: «У любви гарантий нет, это очень скверно, братцы. Уходя, оставьте свет — это больше, чем остаться».
Сложно требовать от партнера вечной любви. Другое дело, остается ли человек человеком. Тигран забрал из своего дома только портреты и книги отца. И после развода остается Алене верным другом и родным человеком, а своим дочерям — любящим отцом.
Когда я узнала, что беременна, была в шоке, рыдала месяца три. Материнство случилось вопреки предосторожности, но была почти стопроцентная угроза выкидыша. Врачи сказали: «Хотите выносить, ложитесь на сохранение, будем колоть гормоны».
Решила, что не буду бороться ни за свою беременность, ни против: как Богу угодно, так и случится. В итоге Марьяша прижилась, хотя в какой-то момент чуть не покинула меня, чудом «приклеилась» обратно, моя маленькая креветочка. Она и спала поначалу в кроватке, принимая позу креветки.
Уже через пять месяцев после первых родов я забеременела Багратом. В этот раз не переживала, обрадовалась. Мне очень легко далась беременность, оба раза чувствовала себя лучше, чем небеременной: мало спала, много и бодро работала, ни дня токсикоза, родила первый раз за два с половиной часа, второй — за полтора. Впрочем, материнство — это все равно самое сложное, чем я когда-либо занималась.
С Марьяшей месяц просидела в декрете — если это можно так назвать, поскольку все равно все разруливала по телефону и почте. С Багратом не сидела вообще. Выписавшись из роддома, отвезла сына домой и отправилась на работу — у меня как раз проходила проверка Счетной палаты.
Вообще я тревожная мамаша, но стараюсь этого не показывать детям. Несколько раз в день обязательно звоню домой бабушкам. Хотя поминутно знаю график своих детей, а он у них спартанский: по часам плавание, языки, йога, рисование, у Марьяши танцы, у Баграта — тайский бокс. И питание у них спартанское, они до сих пор не пробовали конфет и тортов, поэтому абсолютно равнодушны к сладкому и с удовольствием грызут сельдерей. На столе могут лежать любые пирожные — дети к ним не тянутся, потому что не воспринимают как еду, скорее как украшение. Они едят много фруктов и овощей, каши, мясо, морепродукты. Каждое утро начинается с вопроса Баграта:
— Мама, а когда мы будем есть раки?
— Нет, не раки, а мидий! — отвечает Марьяша.
Тигран гораздо более строгий родитель, чем я. Воспитывает детей сразу как взрослых, особенно единственного сына. А ему три года, он еще не понимает концепта «надо извиниться за то, что бросил на пол яблоко», смотрит на папу удивленными глазами и улыбается. Впрочем, с дочерьми Тигран тоже, на мой взгляд, строг. Но и дурачится с ними, поет смешные песни, которые сам придумывает, рассказывает небылицы.
