Еще до наступления вечера он сделал ей предложение. По гримеркам недоуменно шушукались: и что только нашел в этой невзрачной Забеле? Чопорный перестарок — двадцать семь лет, разве что на деньги позарился. Все знали, что мамонтовская прима имеет приличный доход с родового поместья, могла бы и без пения жить припеваючи...
Второго января 1896 года состоялась премьера оперы «Гензель и Гретель», а через два дня Михаил Врубель был в суворинском театре на премьере «Принцессы Грезы». И для него все сошлось: Надежда Забела, конечно, не могла знать, что стала для Врубеля его Грезой, надеждой на иную, лучшую жизнь.
Начиная класть первые мазки на мамонтовском панно, он уже точно знал, что у его Грезы будут тонкие руки, длинная шея, чуть вытянутое узкое лицо и карие глаза Забелы. Как он угадал? Ведь Наде обычно и доставались роли эфемерных существ — русалок, сказочных птиц...
Она ответила Михаилу, что подумает над его предложением о замужестве, если Врубель напишет акварелью ее портрет в роли Гретель. Только-то? Да он согласен до конца жизни писать ее одну! «Милый мой, не думаю, что ваши заказчики будут счастливы», — у Забелы в жизни оказался низкий грудной голос. И нежный, чуть кокетливый взгляд.
Та, другая, ни разу не посмотрела на него так... Сколько он рисовал ее, точно стремясь присвоить, удержать, замуровав навечно в холсте! Как говорил через много лет, то была далекая «весна его жизни»
В 1884 году он, двадцатисемилетний студент Академии художеств, влюбился в Эмилию Прахову, киевскую светскую даму, жену своего заказчика. Адриан Викторович Прахов, историк искусства и археолог, пригласил в Киев ученика своего друга, профессора Академии художеств. Врубель получил заказ написать четыре образа в Кирилловской церкви для задуманного Праховым мраморного иконостаса в византийском стиле, а также отреставрировать, а точнее — заново воссоздать храмовые фрески.
Тридцатичетырехлетняя Эмилия Львовна, мать троих детей, слыла в Киеве дамой, не обладавшей классической красотой, но обаятельно эксцентричной и аристократически непринужденной. Лишь немногие знали, что в семейной жизни Эмилия Львовна очень несчастна. Михаил же сразу угадал затаенную печаль в глубине ее необыкновенных глаз, о которых кто-то сказал: «Казалось, что она в голубых очках».
