«Так что же, Казик? Значит, сначала дочь мою погубил, а теперь и внучку, последнюю радость, отнять хочешь? Сгноишь ты Уну в этом своем Ленинграде, как мать ее сгноил! И Бог тебя за это накажет».
Мария Сергеевна пристально смотрела в глаза Казимира Малевича, будто стремилась пронзить его насквозь. Он, не выдержав, смущенно отвел взгляд. Довольная произведенным эффектом, старуха презрительно фыркнула и быстро вышла из комнаты.
Оставшись один, Малевич с досадой хлопнул себя по колену. Черт возьми, ну и характер у его второй тещи. Не зря перед ней до сих пор трепещет весь дом. Но на этот раз он не уступит. У него будет настоящая большая семья, дружная и любящая, где его всегда поймут и радостно встретят. Ему нужен, да что там нужен — просто жизненно необходим свой собственный уютный, добрый, тихий мир, чтобы хоть на какое-то время укрыться от всех невзгод, что в последние годы валятся на голову. Нужно переждать, отсидеться. Иначе не выдержать.
Казимир печально улыбнулся. Н-да, годы идут. В будущем 1934 году ему стукнет пятьдесят пять. И, похоже, старость исподволь уже начала заявлять на него свои права. А чем иначе можно объяснить это вдруг нахлынувшее страстное желание семейного счастья? Того самого, от которого он так упорно бежал... Сколько было слез, скандалов, обидных слов. А ведь если разобраться, ни первая жена, ни вторая ни в чем не виноваты. Они хотели того же, о чем сейчас мечтает он сам: любящей и дружной семьи, которая будет собираться по вечерам под абажуром, пить чай с вареньем...
Теперь эти желания кажутся ему такими простыми и естественными. Но тогда... Женившись в первый раз, Казимир просто бесился, проклиная свою похоть, толкнувшую его в объятия глупой маленькой гусыни! Как же он жалел, что не послушался отца с матерью, предостерегавших его от раннего брака.
Когда Казимир решился объявить родителям о своем намерении жениться на одной из дочерей курского врача Ивана Войцеховича Зглейца, эта новость само собой восторга ни у Северина Антоновича, ни у Людвиги Александровны не вызвала. Казику было чуть за двадцать, и жалованье чертежника в Управлении железной дороги никак не могло стать надежной материальной базой для будущей семьи. К тому же немалую часть этих скудных средств, а заодно и все свободное время молодой чертежник тратил на занятия рисованием. Покупал краски, кисти, бумагу для акварели, холсты и грунтовки, выписывал из Москвы гипсовые слепки. Все выходные напролет бродил с такими же курскими канцеляристами, счетоводами и бухгалтерами, возомнившими себя живописцами, по полям и лесам: подыскивал подходящую натуру.
