Потом узнал, что у жены появился «друг», дальний родственник актрисы Валентины Талызиной. Скандала устраивать не стал — надеялся, что это несерьезно, просто Наталья хочет заставить меня ревновать. Но однажды, когда после встречи с друзьями вернулся домой навеселе, жена вызвала психиатрическую бригаду и потребовала, чтобы ее и сына оградили от буйного мужа — алкоголика и наркомана. Понятно, я вскипел, стал кричать, что это ложь, вырывался из рук санитаров — чем и подтвердил характеристику «буйный». Оказался в самой страшной из московских психушек, где кололи лекарства, от которых выворачивало суставы и дико болела голова. Спустя какое-то время родителям удалось перевести меня в Центр психического здоровья, и там после полного обследования я услышал от профессора: «А этот что здесь делает? Абсолютно не наш пациент!»
Пока лежал в больнице, Наталья поселила «друга» у себя и успела от него забеременеть. Я ушел в никуда, квартиру оставил ей. Остался без семьи, без работы — из театра меня уволили. Больше года болтался между небом и землей, стреляя деньги на еду у друзей и родителей. Конечно, отец с мамой приняли бы, но я не хотел нагружать стариков своим присутствием. Нервы были на пределе, в любую минуту мог сорваться, накричать.
В конце концов все-таки устроился актером в разъездной театр. И там встретил симпатичную девушку-реквизитора, которую звали... Наталья. Женился. Через год у нас родилась Наденька, а еще через полтора — Света. У старшей дочки вскоре после появления на свет врачи обнаружили порок сердца — очень серьезный. Никто из отечественных хирургов за операцию не брался. Согласились только английские врачи, не дав, однако, никакой гарантии: «Один шанс из ста, что все закончится благополучно». Операция стоила огромных денег, которых нам было не собрать. Да и времени на поиски не оставалось — двухлетняя Наденька могла умереть в любую минуту.
Отец обратился к Михаилу Ульянову, возглавлявшему СТД, и тот устроил в Лондоне показ спектакля Романа Виктюка «Уроки мастера», в котором сам играл роль Сталина. Все собранные от продажи билетов деньги перечислили на счет клиники, куда вскоре привезли Наденьку. Дочка умерла на операционном столе. Когда гробик с телом прибыл в Шереметьево и таможенники собрались его вскрывать (таковы были правила: а вдруг внутри контрабанда или наркотики?), отец среди ночи позвонил Ульянову: «Миша, сделай что-нибудь...» А положив трубку, заплакал. Это были первые слезы, которые я увидел на его глазах. Кого в такой поздний час потревожил Михаил Александрович — не знаю, только уже через пятнадцать минут обязательную процедуру отменили.
Одни пары общая беда сближает, другие — делает чужими. Мы с Натальей после смерти Наденьки не смогли сохранить семью. Бывшая жена уехала из Москвы и увезла Свету с собой. Долгие годы я ничего не знал о дочери, а в начале нулевых получил от нее письмо. Несколько недель ходил, обдумывая ответ, а потом — никогда не прощу себе этого слабоволия! — решил промолчать. Когда опомнился, было поздно. Теперь уже Света не хотела отвечать.
